[dwindow]

Осколок французской революции в детской песне

Длинное название небольшого городка Auxerre легко трансформируется в краткое «Осер», ведь французское правописание и произношение написанного таят порой причудливые сюрпризы (владельцы Renault и Peugeot меня поймут). Бродя по его улочкам, я даже не подозревал, что мне придётся вспомнить школьную программу младших классов. Причём предмет, который никогда не был в линейке основных.


Действительно, распевая на уроках пения то ли во втором, то ли в третьем классе:
«В дождь и мороз, ступая важно,
Носит кафтан он свой бумажный.
Да, да, да это так!
Кадэ Руссель большой чудак!»,
я представлял себе весёлого толстяка, обладавшего таким же обликом, как и неунывающий Кола Брюньон — пожалуй, самый известный герой Ромена Роллана. И толстяк этот поведением полностью соответствовал фольклорному персонажу вроде нашего Иванушки-дурачка. Ведь только человек недалёкого ума строит дом без крыши или шьёт кафтан из бумаги. Песенка давно забылась и не вспомнилась бы, не наткнись я на мостовой взглядом на золотистую стрелочку, где был изображён молодцеватый человек в треуголке, а под этим изображением значилось смутно знакомое имя.

Оказывается, оно принадлежало реальному жителю Осера второй половины восемнадцатого века. Собственно, здесь значится даже не имя, а прозвище. И это снова трансформация французского написания и произношения. Затейливое «Кадэ» именем не является. Но если взглянуть на его написание «Cadet», то перед нами абсолютно знакомое слово, давно прописавшееся и в русском словаре. Правда, здесь у него несколько иное значение, не имеющее отношения к воспитанникам военных училищ, — «Младший». На самом деле, он носил имя William Joseph Rouselle и действительно являлся младшим ребёнком в семье. В Осере он появился в 20 лет. Начав карьеру с неприметной должности лакея, Уильям Джозеф медленно поднимался по карьерной лестнице, добравшись до места писаря при судебном приставе. Возможно, мир никогда бы не узнал о мелком чиновнике, коих не счесть, если бы не Французская революция. Нет, Уильям Джозеф не сражался на баррикадах в Париже и не входил в число легендарных коммунаров. Он был тем, кого принято называть «пропагандистом» или «агитатором».

Осер находится от Парижа в 130 километрах. Сейчас по скоростному шоссе это расстояние можно проехать за час или даже меньше. Однако для тех времён охваченная революцией столица казалась весьма далёким местом. В Осере порой продолжалось прежнее «сонное царство», и число «ройялистов» было куда выше, чем приверженцев революции. Поэтому неудивительно, что агитационные призывы Уильяма Джозефа сначала вызывали недоумение, а после откровенные насмешки. Ему посвящали карикатуры, и на этих рисунках он представал вовсе не миролюбивым толстячком, а худым желчным и столь отвратным типом, что его изображение я, пожалуй, приводить воздержусь.

Апофеозом явился 1792 год, когда писатель Гаспар де Шеню сочиняет едкий текст, который прекрасно ложится на музыку. В стихах нет ни строчки о революционных наклонностях главного героя, но перед нами предстаёт человек, своими поступками доказывающий, что к его словам прислушиваться крайне не рекомендуется. Песню весело напевал весь город. Казалось, личность «малыша Русселя» смешана с грязью, но тут история вывернула интересный финт. Северная революционная армия, где оказались и рекрутированные жители Осера, подхватила эту песню. В трудные времена, когда дух, истощённый сражениями, могла поднять лишь весёлая песня, «Кадэ Руссель», наполненная шутками, стала чуть ли не гимном. Соперничать с ней могла лишь знаменитая «Марсельеза», которую распевала Рейнская революционная армия (и которая, в итоге, остаётся гимном Франции и по сей день). Понятное дело, что у сатирической миниатюры не было шанса стать главной песней государства, зато она снискала народную любовь.

Замечу, что если следовать по осерским золотым стрелочкам, то к памятнику Кадэ Русселю не явишься. Они уводят к городским достопримечательностям. Памятник всемирно знаменитому гражданину города стоит неподалёку от Часового Квартала на площади Charles-Surugue. Из облика исчезли желчные и злобные черты. Красавцем его, конечно, не назвать, но перед нами явно человек, который чувствует вкус к жизни и радуется любому солнечному дню. Памятник цветной, и под ногами у героя не монолитный пьедестал, а симпатичный фонтан.

Уильям Джозеф, разумеется, не узнал, насколько велика его слава как героя шутливой песни. После революции он продолжает занимать скромные должности, женится вторично и умирает, не оставив потомства. Возможно, и песня постепенно забылась бы, но она незаметно, шаг за шагом, втиснулась в сокровищницу мирового искусства. Виктор Гюго в романе «Девяносто три» вкладывает её в уста Дантона. Она звучит в балете Чайковского «Щелкунчик» среди прочих детских песенок. В 1919 году тройка известных композиторов того времени преобразуют её для концертного исполнения, а в 1930 году эта тема получает воплощение как композиция для небольшого оркестра. Песня переводится на множество языков. Надо заметить, что наиболее популярный вариант на русском более жесток к герою, чем оригинал. Ведь эпитет «большой чудак» куда обиднее, чем «bon enfant» («хороший малый»).

Киноискусство преобразило образ революционного агитатора в весёлого искателя приключений. Быть может, реальный Уильям Джозеф сильно позавидовал бы своей киношной судьбе, ведь там в него влюблены аж три девушки. Его прогоняет мэр, боящийся за красотку-дочь Изабель. Его сопровождает верный друг Жером. На него кидает взгляд таинственная Маргарита. Но сердце авантюриста-революционера достанется цыганской красотке Виолетте.

Осер хранит воспоминания о своём гражданине, получившем столь неожиданную известность, превратив Кадэ Русселя в незримого гида. Можно целый день бродить по стрелочкам, делая остановки у больших золочёных прямоугольников, с которых нам также улыбается Уильям Джозеф. Каждый из них имеет номер и обозначает очередную городскую достопримечательность. Есть и улица, носящая его имя (правда, весьма далеко от памятника). Этот образ является и талисманом местного футбольного клуба. Вот таким оригинальным образом можно вписать себя во всемирную историю и добиться, чтобы песню о тебе распевали по всему миру ещё долгие годы.