С этим автором я познакомился давно, когда мне подарили книжку с дилогией "История двух беглецов / Волшебная трубка капитана". Герои запомнились, закрепились в памяти, отвоевали постоянную прописку в воспоминаниях. Обложка с именем "С. Полетаев" всегда стояла перед глазами. Поэтому, когда я обнаружил в принесённой домой стопке книг сборник рассказов того же автора, то весьма обрадовался.
С. Полетаев "Скворец № 17"
Я всегда считал, что "С. Полетаев" - это Сергей Полетаев. Или Семён Полетаев. Оказывается не Сергей и не Семён, а Самуил. Если на западе обычно женщины прячутся под мужскими именами (Андрэ Нортон) или придумывают себе соавтора (Анн и Серж Голон), в советской литературе почему-то принято прятать "нерусские" имена под первыми буквами. Я всегда этому удивлялся. Почему "С. Фингарет", а не Самуэлла Фингарет? Почему "И. Ликстанов", а не Иосиф Ликстанов? Теряюсь в затруднениях о причинах таких сокращений. Ведь не имя красит человека, а человек имя.
На этот раз в моих руках не повести, а рассказы. Первые из них о детском доме, и я уж поверил, что все они окажутся на тему детей, живущих дружным коллективом, но ошибся. Автор сначала перебрасывает сюжеты в деревню, потом в город. А потом и вообще в дальние республики Союза.
У автора талант цеплять своими героями. Вроде не случилось ещё ничего, а герою уже сочувствуешь. Вроде и не совершил он вселенского подвига, оказавшись смущённым растяпой, а после последней строчки остаётся тёплое настроение. Вот деревенский парень, которому очень нравится дочка председателя. Только он совершенно не знает, о чём с ней говорить. Но и отстать от неё не может. Вертится около, обращает внимание, обязывает небольшими просьбами. Девчонка и не прочь поулыбаться, пофлиртовать. Но он не умеет, не может реагировать так, как надо, и научиться ему пока не суждено. Поэтому весь рассказ от первой до последней строчки пронизывает то его тёплое отношение к этой девчонке, то смутные стремления уехать далеко-далеко, чтобы выучиться и вернуться уже другим. Но пока он такой, как есть. И уезжает, не сумев ни сказать важные слова, ни даже толком попрощаться.
Особо запомнились два рассказа схожего содержания. В первом ("ОСЕННЯЯ СКАЗКА") история о женщине, оказавшейся старшей сестрой большой семьи. Все силы, всё время она отдавала растущим братьям и сёстрам. Но вот все выросли. Выросли и разъехались. А она осталась одна. Но не совсем. К ней бегает соседский малыш, для которого она придумывает сказки. И её небольшой дом заселяется вымышленными, ни на кого не похожими героями. Детские глаза видят их. Детский ум верит в них. И для этих двоих образуется какая-то общая вселенная, за жителями которой они пристально следят, пытаясь выправить судьбу каждого.
"И долго они на этот раз, как и в прежние дни, сказывали друг другу сказки, вспоминали старых своих знакомцев — Воробей-царя и его солдат: Турухана, Кипреяна, Митрофана и Алихана. Учинили смотр-проверку двух деревенских государств, выяснили, что Воробей-то царь давно уже помер, царство ему небесное, наказал сынкам жить в согласии и дружбе, а волчок женился, детками и внуками обзавелся, а все жители чуланные, амбарные и запечные урожай давно собрали, с государством расквитались, к зиме приготовились, а кто уже даже в зимнюю спячку полег…
До самой темноты сидели они на печке, и сказки летали вокруг, прятались в щелях, сидели на печной заслонке, висли на луковой связке. Изба была уже не изба, а запредельное царство-государство, где жили непуганые звери, хитрые солдаты и добрые цари".
Но этой парочке придётся расстаться. Мать заревнует сына и запретит ему бегать к соседке. Вот только тогда главная героиня поймёт, насколько пустой оказывается жизнь, если некому доверять свои выдумки, некого греть своими сказками.
Второй рассказ несколько фантастичен. Фантастичен уже героиней - пенсионеркой со взрослым сыном. Но она не чувствует себя пожилой. Она рвётся участвовать во всех общественных делах. Она читает уйму книг. Фантастично то, что она предпочитает фантастику. Мне до пенсии далеко, поэтому не верится, что в те грядущие годы я стану взахлёб читать фантастику. Почему-то кажется, что в список для прочтения войдут мемуары, биографии, документалистика. В общем, такое, что я легко пропускаю сейчас. Но кто знает, как там будет на самом деле?
Взрослый сын не разделяет увлечения матери. Поэтому её единственным собеседником становится мальчик - сосед по коммуналке. Они целыми днями могут обсуждать фантастические изобретения и допущения. Им интересно друг с другом. Настолько, что, вчитываясь в строчки рассказа, даже немного завидуешь, потому что жизнь, раскрывающаяся со страниц, пульсирует и не замирает. Вот только миру вряд ли объяснишь, что младшеклассник и пожилой чувствуют себя ровесниками. Разговоры ставят их на единую планку. И по возрасту. И по степени приятельства.
"Удивительна простота, с какой Алик перешел с ней на «ты». Он видел в ней равную себе, и, кто знает, может, это было действительно так, ибо разве душа, испытывая тяготение к другой душе, обязательно должна справляться о возрасте её владельца?
Фантазии Алика испарялись так же быстро, как и возникали. Не то чтобы Александра Ивановна поспевала за ним — это было невозможно, но душа её была открыта для него, как сухая почва для дождя, и неравенство их поэтому не имело значения. Она без усилий входила в его мир, не очень-то ориентируясь и нем, но принимала его в целом — и этого было достаточно. Больше того, она позволяла себе критиковать, отпускать иронические реплики, сомневаться, но сомневалась в частностях, не подвергая сомнению его мир как целое, и потому реплики её, порой ядовитые, не только не сбивали, наоборот, они подстегивали фантазию Алика. Споры только сильнее привязывали их друг к другу, и это было, наверно, как в любви, где все кажется понятным и в то же время все необъяснимо".
Но потом главная героиня уезжает по путёвке в столицу. И на вокзале сталкиваются двое провожатых: взрослый сын - Сергей и друг - маленький Алик. Вот тогда в Сергее просыпается какое-то чувство удивления, интереса к этому мальчугану, потребность спросить хоть что-нибудь о том фантастическом мире, в котором Александра Ивановна и Алик чувствуют себя своими, а ему он пока ещё чужд и непонятен.
"Мать любила черноглазого больше, чем его, Сергея, и он, Сергей, осознав это, не почувствовал обиды. В нем появился вдруг интерес к мальчишке и к тому, что тот сказал, поскольку слова его имели отношение к звукозаписи и радио, в которых он разбирался. Он вытянул Алика из толпы провожающих и повел в кафе, где можно было посидеть и съесть по порции мороженого.
— Ты, брат, не видел моего мотоцикла? — спросил Сергей, придвигая Алику мороженое. — Своими руками сделал. Понимаешь, хранить негде, в институте стоит. Хочешь, махнем сейчас туда и покатаемся?
Алик оставил мороженое.
— Ты ешь, ешь! Так какой, говоришь, магнитофон? Ну-ка расскажи о нем подробней, что за штука такая…"
Неизвестно, приведёт ли куда этот путь. Но чувствуешь симпатию к человеку, сумевшему не пройти мимо, а попытаться понять, разобраться, стать своим.
Хорошие, понятные, добрые рассказы об обычных людях, в каждом из которых прячется искорка. И после прочтения всей книги начинает казаться, что такая вот необычная искорка есть в каждом человеке. Надо лишь приглядеться. И тогда жизнь, кажущаяся порой тёмной пустотой, превратится в звёздное небо. Вроде и пользы от него никакой. Но просто красиво. Красиво, как и то, что запрятано в душе большинства героев С. Полетаева.
С. Полетаев "Скворец № 17"
Я всегда считал, что "С. Полетаев" - это Сергей Полетаев. Или Семён Полетаев. Оказывается не Сергей и не Семён, а Самуил. Если на западе обычно женщины прячутся под мужскими именами (Андрэ Нортон) или придумывают себе соавтора (Анн и Серж Голон), в советской литературе почему-то принято прятать "нерусские" имена под первыми буквами. Я всегда этому удивлялся. Почему "С. Фингарет", а не Самуэлла Фингарет? Почему "И. Ликстанов", а не Иосиф Ликстанов? Теряюсь в затруднениях о причинах таких сокращений. Ведь не имя красит человека, а человек имя.
На этот раз в моих руках не повести, а рассказы. Первые из них о детском доме, и я уж поверил, что все они окажутся на тему детей, живущих дружным коллективом, но ошибся. Автор сначала перебрасывает сюжеты в деревню, потом в город. А потом и вообще в дальние республики Союза.
У автора талант цеплять своими героями. Вроде не случилось ещё ничего, а герою уже сочувствуешь. Вроде и не совершил он вселенского подвига, оказавшись смущённым растяпой, а после последней строчки остаётся тёплое настроение. Вот деревенский парень, которому очень нравится дочка председателя. Только он совершенно не знает, о чём с ней говорить. Но и отстать от неё не может. Вертится около, обращает внимание, обязывает небольшими просьбами. Девчонка и не прочь поулыбаться, пофлиртовать. Но он не умеет, не может реагировать так, как надо, и научиться ему пока не суждено. Поэтому весь рассказ от первой до последней строчки пронизывает то его тёплое отношение к этой девчонке, то смутные стремления уехать далеко-далеко, чтобы выучиться и вернуться уже другим. Но пока он такой, как есть. И уезжает, не сумев ни сказать важные слова, ни даже толком попрощаться.
Особо запомнились два рассказа схожего содержания. В первом ("ОСЕННЯЯ СКАЗКА") история о женщине, оказавшейся старшей сестрой большой семьи. Все силы, всё время она отдавала растущим братьям и сёстрам. Но вот все выросли. Выросли и разъехались. А она осталась одна. Но не совсем. К ней бегает соседский малыш, для которого она придумывает сказки. И её небольшой дом заселяется вымышленными, ни на кого не похожими героями. Детские глаза видят их. Детский ум верит в них. И для этих двоих образуется какая-то общая вселенная, за жителями которой они пристально следят, пытаясь выправить судьбу каждого.
"И долго они на этот раз, как и в прежние дни, сказывали друг другу сказки, вспоминали старых своих знакомцев — Воробей-царя и его солдат: Турухана, Кипреяна, Митрофана и Алихана. Учинили смотр-проверку двух деревенских государств, выяснили, что Воробей-то царь давно уже помер, царство ему небесное, наказал сынкам жить в согласии и дружбе, а волчок женился, детками и внуками обзавелся, а все жители чуланные, амбарные и запечные урожай давно собрали, с государством расквитались, к зиме приготовились, а кто уже даже в зимнюю спячку полег…
До самой темноты сидели они на печке, и сказки летали вокруг, прятались в щелях, сидели на печной заслонке, висли на луковой связке. Изба была уже не изба, а запредельное царство-государство, где жили непуганые звери, хитрые солдаты и добрые цари".
Но этой парочке придётся расстаться. Мать заревнует сына и запретит ему бегать к соседке. Вот только тогда главная героиня поймёт, насколько пустой оказывается жизнь, если некому доверять свои выдумки, некого греть своими сказками.
Второй рассказ несколько фантастичен. Фантастичен уже героиней - пенсионеркой со взрослым сыном. Но она не чувствует себя пожилой. Она рвётся участвовать во всех общественных делах. Она читает уйму книг. Фантастично то, что она предпочитает фантастику. Мне до пенсии далеко, поэтому не верится, что в те грядущие годы я стану взахлёб читать фантастику. Почему-то кажется, что в список для прочтения войдут мемуары, биографии, документалистика. В общем, такое, что я легко пропускаю сейчас. Но кто знает, как там будет на самом деле?
Взрослый сын не разделяет увлечения матери. Поэтому её единственным собеседником становится мальчик - сосед по коммуналке. Они целыми днями могут обсуждать фантастические изобретения и допущения. Им интересно друг с другом. Настолько, что, вчитываясь в строчки рассказа, даже немного завидуешь, потому что жизнь, раскрывающаяся со страниц, пульсирует и не замирает. Вот только миру вряд ли объяснишь, что младшеклассник и пожилой чувствуют себя ровесниками. Разговоры ставят их на единую планку. И по возрасту. И по степени приятельства.
"Удивительна простота, с какой Алик перешел с ней на «ты». Он видел в ней равную себе, и, кто знает, может, это было действительно так, ибо разве душа, испытывая тяготение к другой душе, обязательно должна справляться о возрасте её владельца?
Фантазии Алика испарялись так же быстро, как и возникали. Не то чтобы Александра Ивановна поспевала за ним — это было невозможно, но душа её была открыта для него, как сухая почва для дождя, и неравенство их поэтому не имело значения. Она без усилий входила в его мир, не очень-то ориентируясь и нем, но принимала его в целом — и этого было достаточно. Больше того, она позволяла себе критиковать, отпускать иронические реплики, сомневаться, но сомневалась в частностях, не подвергая сомнению его мир как целое, и потому реплики её, порой ядовитые, не только не сбивали, наоборот, они подстегивали фантазию Алика. Споры только сильнее привязывали их друг к другу, и это было, наверно, как в любви, где все кажется понятным и в то же время все необъяснимо".
Но потом главная героиня уезжает по путёвке в столицу. И на вокзале сталкиваются двое провожатых: взрослый сын - Сергей и друг - маленький Алик. Вот тогда в Сергее просыпается какое-то чувство удивления, интереса к этому мальчугану, потребность спросить хоть что-нибудь о том фантастическом мире, в котором Александра Ивановна и Алик чувствуют себя своими, а ему он пока ещё чужд и непонятен.
"Мать любила черноглазого больше, чем его, Сергея, и он, Сергей, осознав это, не почувствовал обиды. В нем появился вдруг интерес к мальчишке и к тому, что тот сказал, поскольку слова его имели отношение к звукозаписи и радио, в которых он разбирался. Он вытянул Алика из толпы провожающих и повел в кафе, где можно было посидеть и съесть по порции мороженого.
— Ты, брат, не видел моего мотоцикла? — спросил Сергей, придвигая Алику мороженое. — Своими руками сделал. Понимаешь, хранить негде, в институте стоит. Хочешь, махнем сейчас туда и покатаемся?
Алик оставил мороженое.
— Ты ешь, ешь! Так какой, говоришь, магнитофон? Ну-ка расскажи о нем подробней, что за штука такая…"
Неизвестно, приведёт ли куда этот путь. Но чувствуешь симпатию к человеку, сумевшему не пройти мимо, а попытаться понять, разобраться, стать своим.
Хорошие, понятные, добрые рассказы об обычных людях, в каждом из которых прячется искорка. И после прочтения всей книги начинает казаться, что такая вот необычная искорка есть в каждом человеке. Надо лишь приглядеться. И тогда жизнь, кажущаяся порой тёмной пустотой, превратится в звёздное небо. Вроде и пользы от него никакой. Но просто красиво. Красиво, как и то, что запрятано в душе большинства героев С. Полетаева.