Джонатан Страуд - "Врата Птолемея" (Трилогия Бартимеуса – 3)
читать дальше
Ну вот всё и закончилось. Закончилось не так, как мне хотелось. Но закончилось непротиворечиво для меня.
Как и в случае с големом, название книги говорит за себя. В этом сюжете Птолемей, давно покинувший мир живых, предстаёт полноценным героем. На мистических весах построения отношений, где Птолемей и Бартимеус занимают разные чаши (как господин и слуга), наблюдается завораживающее равновесие. Один для другого сделает всё возможное. И неважно, чьим именем мы заменим "Один", и чьё имя встанет на место "другого".
Главным для меня было ощущение от их бесед. Ещё с Крапивинской "Ночи Большого Прилива" я ловлю это странное ощущение разговора двух людей, которым интересно друг с другом. Детали беседы быстро стираются из памяти. Суть разговора неважна, поэтому исчезает. Но ощущение остаётся и уже не покидает память. Декорации тоже второстепенны. Беседа может проходить где угодно. На вершине старинной башни. Среди дурманящих степных трав. У обрыва, в глубине которого ворочаются звёзды. Или, как здесь, в антураже Древнего Египта.
Хотя, надо признать, Древний Египет ощущается не очень. Другие произведения наполняют беседы живущих в той эпохе именами многочисленных великих богов и связанных с ними деяниями. Для Птолемея и Бартимеуса словно не существует величественного пантеона тех, кого боялись и кому пели песни славы. Перенеси их из Египта в аудитории Оксфорда, эти двое не станут выглядеть чуждыми элементами. Впрочем, как я уже отметил, декорации там не имеют большого значения. Актёры, мастерски владея перевоплощением, заставят зрителей поверить в чувства и на пустой сцене.
Страница за страницей Птолемей предстаёт перед нами, кирпичик за кирпичиком выстраивая понимание, чем именно он оказался столь дорог и незабываем для Бартимеуса. Тем горше читается глава об их последнем дне. Два равных друга обороняются от осады врагов. Один уже понимает тщетность битвы. Второй тоже. Но храбрится, показывает "Ух, сейчас мы им зададим" просто для того, чтобы приободрить первого. В котором бодрости уже не осталось. Но осталось силы на красивый поступок - спасти второго.
"- Лежи, - сказал я, - Побереги силы.
- Да зачем мне их беречь, Бартимеус? - сказал он, назвав меня моим настоящим именем. - Они мне больше не понадобятся.
Лев гневно рыкнул.
- Ты мне эти разговорчики брось! - сказал я. - Это называется отступление на заранее подготовленные позиции. Вот сейчас отдохнем, и я прорвусь".
Остаётся только догадываться, какое презрение будет испытывать Бартимеус к своим будущим хозяевам за их непохожесть на Птолемея. Когда встретишься с необыкновенным человеком, то потом, при встрече с обычными, они станут казаться плоскими, неинтересными, недоделанными.
Меж страницами прошлого рельефно рисуется настоящее. Китти выросла. Но в женщину не превратилась. В ней так и остался тот исключительный, непередаваемо греющий огонёк бунтаря-одиночки, который пылает только в юности, когда ты один против всего остального мира. Третий роман - это описание шага, который превратит Китти из простолюдинки в волшебницу. Шага, от которого она вполне могла бы отказаться.
Китти - актриса в трёх лицах. У волшебника Баттона она смышлёная Лиззи. В таверне она трудолюбивая Клара. Но перед читателем всё та же Китти, в которую влюбляешься ещё к середине второго романа.
Наиболее искристо и захватывающе подано расследование пути Бартимеуса в нашем мире, чтобы нащупать ту странную точку опоры, которая изменит всё.
"Китти представила себе джинна таким, каким она его запомнила: темнокожий, хрупкий, одетый в одну только юбочку, обернутую вокруг пояса. Судя по тому, что Китти знала о внешнем виде египтян, возможно, она действительно напала на след.
Она просидела там еще около часа, деловито листая пыльные страницы. Некоторые книги оказались бесполезны: они были написаны на иностранных языках или же настолько замысловатым штилем, что фразы как будто завязывались узлом у нее перед глазами. Остальные были темны и сухи. Они пестрели перечнями фараонов, чиновников, воинов-жрецов Ра; там приводились списки известных вызываний, сохранившихся летописей, забытых всеми демонов, которым поручали какие-то незначительные дела".
Я просто очень люблю те ощущения в душе, когда я вижу, как у людей, которые мне нравятся, начинает получаться нечто важное. В этот момент я словно с Китти листал страницы древних книг и улыбался, когда на одной из них обружились те самые сведения, которые девушка так долго искала.
Особой, в сторону которой (за исключением Китти) хочется пострелять глазками, стала для меня Джейн Фаррар. Её карьера развивается не менее стремительно, чем восхождение Натаниэля. Вполне себя уверенно чувствующая на месте помощника шефа полиции, она просто притягивает внимание. В том числе и Натаниэля. Поэтому, прежде чем переводить глаза с походного положения на боевое, я бы на мисс Фаррел разместил надпись, украшающую троллейбусы: "Соблюдай дистанцию". Хрупкий её облик навевает неверные иллюзии о том, что Джейн (возможно) чувствует себя одинокой и (вероятно) ищет дружескую поддержку. Колдовские зелёные глаза заставляют поверить, что она отнесётся к подошедшему поближе не так, как к остальным жителям этого мира, пребывающего в угрюмых тревожных предчувствиях. Так как меня там не было, и о табличке никто не позаботился, Натаниэль, тоже ощущающий свербящее одиночество, делает, так сказать, ход конём.
"Меланхолическая отрешенность, которая весь вечер нарастала в душе Мэндрейка, внезапно вспыхнула бесшабашностью. Ему было плевать, что о нем подумают и что из этого может выйти: близость Джейн Фаррар придала ему отваги. Он слегка коснулся ее руки.
- Давайте поедем в Лондон на моей машине! Я отвечу на ваш вопрос по дороге.
Она рассмеялась.
- Дорога долгая, мистер Мэндрейк!
- А может быть, у меня не один ответ?
Джейн Фаррар взяла его под руку, и они вместе направились к выходу. Несколько пар глаз проводили их".
Появление стремительно теряющего сущность Бартимеуса не только нарушает этот стихийно складывающийся союз, но загоняет Натаниэля в глубокий минус. Спасение Бартимеуса выглядит настоящим подвигом для читателя, однако в холодной зелени глаз Джейн лишь презрение. Для неё это лишь грандиозный провал. И нащупанная слабость, которую можно использовать в дальнейшем. "Не было счастья, да несчастье помогло". На мой взгляд, мисс Фаррар - крайне неподходящая компания для Натаниэля. Такая одарит благосклонной улыбкой, когда тебя греют лучи славы. Но сделай неверный шаг, балансируя на грани пропасти, и она с холодной усмешкой бесстрастно подтолкнёт к гибели. Нельзя передать словами мою радость, когда я понял, что этому союзу не бывать. Даже случись он, вряд ли продержался бы долго. Но пребывание в этом союзе сотворило бы с Натаниэлем метаморфозы, которые (скорее всего) заставили бы мой интерес к этому герою заметно пригаснуть.
Самой загадочной фигурой практически до самого финала для меня оставался странствующий учёный Клем Хопкинс. Невзрачный, неприметный, легко появляющийся всюду, где пожелает, и так же легко исчезающий. Я его представлял сверхъестественным существом, которое часто встречается в городских легендах. Идёт маленькая девочка по большому городу. Глазками сверкает. Улыбается весело. Или, напротив, хмурит брови. Ничем не отличается от всех остальных девочек города. Внешне. И только читатель знает, что никакая это не маленькая девочка. Однако ему неведомо, кто там спрятался за безобидным обликом. И фантазия мигом выстраивает догадки, рисуя портреты кошмарных созданий.
Тем не менее, мистер Хопкинс оказался пустышкой. Мы так и не успели о нём узнать ничего стоящего. К моменту, когда Бартимеус с командой поддержки переступил порог обители Хопкинса, мистер Хопкинс перестал существовать, уступив свою телесную оболочку уже известному нам Факварлу.
Главной фигурой неприятельского войска оказался драматург Мейкпис. Не то, что это предсказуемо. Но удивления во мне не вызвало. Уже к середине второй части ясно, что личность, благодаря близости к премьер-министру, держащая в руках ниточки, управляющие главными волшебниками Англии, не избежит соблазна за эти нити подёргать. Уже когда он насточиво зовёт всех представителей волшебного мира на премьеру, включается сигнал тревоги. Правительство, собранное в одном месте и не ожидающее нападения, так просто уничтожить. Благодаря комичности образа, не успеваешь поверить, что он и представлял главную опасность. К тому же его симпатия к Натаниэлю тоже тормозит включение системы опознавания "свой - чужой". Да и поверить в него, как в будущего владыку мира, просто не успеваешь. Вызвав могущественное создание Ноуду, мощью превосходящего любого из пяти описанных типов духов, он перестаёт существовать, как личность, превратившись в шкатулку с сюрпризом.
Духи в оболочке людей одержимы местью. В опасности не только Лондон, но и вся империя. Мир суждено спасти трём героям на грани развоплощения. Натаниэлю, ослабленному Моровым Заклятием, но заполучившему посох Глэдстоуна. Истончившейся сущности Бартимеуса, вселившейся в его тело. И постаревшей Китти, прошедшей путём Птолемеуса, чтобы в загадочном Нечто отыскать Бартимеуса и уговорить его встать на её сторону.
"Привет, Китти!"
"Катись к черту".
"А мне казалось, ты меня искала…"
Три фразы, которые ничего не скажут, случайно выхватившему их со страницы. Но они же многое дадут тому, кто вместе с Китти провался на ту сторону.
Мелких недочётов я не нашёл. Но так и не смог понять два глобальных вопроса.
1. Если Бартимеус утверждает, что времени, как такового, на той стороне не существует, то:
а.) Нет никакой разницы, сколько прошло времени в реальном мире между вызовами ослабленного джинна. Поэтому напирать на то, что за столь коротких отдых (промежуток времени!!!) он не успел восстановиться, нельзя. Если времени там нет, то нет и ориентира. Там могло пройти как бесконечно большой период, так и период, стремящийся к нулю. А если требуется какое-то определённое время, чтобы сущность успела восстановиться, значит, время там есть по определению.
б.) "Птолемей пробыл тут куда дольше, все вопросы задавал - он все время задавал вопросы. Он находился тут вдвое дольше, чем ты". Птолемей не мог находиться ВДВОЕ ДОЛЬШЕ Китти в мире, где нет времени. Поэтому и Птолемей, и Китти могли вернуться обратно в ту же самую секунду, как покинули свои тела. Или через миллион лет. Для места, где нет времени, нет и разницы, сколько времени прошло/проходит/пройдёт в реальном мире.
2. Странное поведение духов в человеческом теле.
"Только потому, что ты все время пытаешься навязать нам порядок - а порядок связан с ограничениями. А тут никаких ограничений нет: ничего определенного, ничего оформленного. Любая форма, будто то неуклюжая фигурка из палочек, или плывущий шарик, или "дом", такой, как этот, - мальчишка небрежно обвел рукой вокруг, - чужда этому месту и долго здесь не протянет. Для нас мучительно быть хоть в чем-то ограниченными".
Если поверить этому, то становится крайне непонятным ликование духов, пленивших человеческие тела. Если самая малейшая определённость и ограниченность противна им, любой из них должен был нырнуть обратно, как только сознание вызвавшего их волшебника было убито. Но нет, Факварл счастлив и доволен, хотя остался по сущности джинном, а не превратился в некое сверхсущество, в котором сплелись человеческое и потустороннее. Собственно, единственным таким существом можно назвать разве что симбиоз Натаниэля и Бартимеуса. Но и они вряд ли были счастливы в единой оболочке и в общем сознании.
Финал светлый, но грустный. Ещё не оправившаяся от путешествия на ту сторону Китти бродит по парку, где Натаниэль с Бартимеусом остановили Ноуду и спасли мир. Простолюдины с волшебниками строят на обломках империи новое государство. Но никуда не девается чувство пустоты. Хотя знаешь, что Бартимеус и на этот раз спасён.
Вроде как, последняя точка. Но что-то грызёт. Что-то заставляет ждать следующую часть. Ведь Бартимеус не из тех, кто наступает два раза на одни и те же грабли. Наверняка, за прошедшие тысячелетия он перебрал тысячи способов, какими мог спасти Птолемея. И вот ситуация, повторяющаяся до мельчащих подробностей. Самое время применить хотя бы один. Что им стало? Быть может, он просто перетащил Натаниэля с собой на ту сторону. Ведь посох Глэдстоуна, сбрасывающий последние засовы, освободил бы свою мощь уже сам по себе, без участия Натаниэля. К тому же Джейн Фаррар куда-то таинственно исчезла. Да и мощнейшая аура Китти, которую увидел Бартимеус... Разве она не сумеет выправить Китти, вернув ей молодость, свежесть и тот самый неспокойный бунтарский огонёк?
Собственно, всё готово для следующей части. И, надеюсь, она ещё появится. Как только Джонатану Страуду будет что сказать по данному поводу.
читать дальше
Ну вот всё и закончилось. Закончилось не так, как мне хотелось. Но закончилось непротиворечиво для меня.
Как и в случае с големом, название книги говорит за себя. В этом сюжете Птолемей, давно покинувший мир живых, предстаёт полноценным героем. На мистических весах построения отношений, где Птолемей и Бартимеус занимают разные чаши (как господин и слуга), наблюдается завораживающее равновесие. Один для другого сделает всё возможное. И неважно, чьим именем мы заменим "Один", и чьё имя встанет на место "другого".
Главным для меня было ощущение от их бесед. Ещё с Крапивинской "Ночи Большого Прилива" я ловлю это странное ощущение разговора двух людей, которым интересно друг с другом. Детали беседы быстро стираются из памяти. Суть разговора неважна, поэтому исчезает. Но ощущение остаётся и уже не покидает память. Декорации тоже второстепенны. Беседа может проходить где угодно. На вершине старинной башни. Среди дурманящих степных трав. У обрыва, в глубине которого ворочаются звёзды. Или, как здесь, в антураже Древнего Египта.
Хотя, надо признать, Древний Египет ощущается не очень. Другие произведения наполняют беседы живущих в той эпохе именами многочисленных великих богов и связанных с ними деяниями. Для Птолемея и Бартимеуса словно не существует величественного пантеона тех, кого боялись и кому пели песни славы. Перенеси их из Египта в аудитории Оксфорда, эти двое не станут выглядеть чуждыми элементами. Впрочем, как я уже отметил, декорации там не имеют большого значения. Актёры, мастерски владея перевоплощением, заставят зрителей поверить в чувства и на пустой сцене.
Страница за страницей Птолемей предстаёт перед нами, кирпичик за кирпичиком выстраивая понимание, чем именно он оказался столь дорог и незабываем для Бартимеуса. Тем горше читается глава об их последнем дне. Два равных друга обороняются от осады врагов. Один уже понимает тщетность битвы. Второй тоже. Но храбрится, показывает "Ух, сейчас мы им зададим" просто для того, чтобы приободрить первого. В котором бодрости уже не осталось. Но осталось силы на красивый поступок - спасти второго.
"- Лежи, - сказал я, - Побереги силы.
- Да зачем мне их беречь, Бартимеус? - сказал он, назвав меня моим настоящим именем. - Они мне больше не понадобятся.
Лев гневно рыкнул.
- Ты мне эти разговорчики брось! - сказал я. - Это называется отступление на заранее подготовленные позиции. Вот сейчас отдохнем, и я прорвусь".
Остаётся только догадываться, какое презрение будет испытывать Бартимеус к своим будущим хозяевам за их непохожесть на Птолемея. Когда встретишься с необыкновенным человеком, то потом, при встрече с обычными, они станут казаться плоскими, неинтересными, недоделанными.
Меж страницами прошлого рельефно рисуется настоящее. Китти выросла. Но в женщину не превратилась. В ней так и остался тот исключительный, непередаваемо греющий огонёк бунтаря-одиночки, который пылает только в юности, когда ты один против всего остального мира. Третий роман - это описание шага, который превратит Китти из простолюдинки в волшебницу. Шага, от которого она вполне могла бы отказаться.
Китти - актриса в трёх лицах. У волшебника Баттона она смышлёная Лиззи. В таверне она трудолюбивая Клара. Но перед читателем всё та же Китти, в которую влюбляешься ещё к середине второго романа.
Наиболее искристо и захватывающе подано расследование пути Бартимеуса в нашем мире, чтобы нащупать ту странную точку опоры, которая изменит всё.
"Китти представила себе джинна таким, каким она его запомнила: темнокожий, хрупкий, одетый в одну только юбочку, обернутую вокруг пояса. Судя по тому, что Китти знала о внешнем виде египтян, возможно, она действительно напала на след.
Она просидела там еще около часа, деловито листая пыльные страницы. Некоторые книги оказались бесполезны: они были написаны на иностранных языках или же настолько замысловатым штилем, что фразы как будто завязывались узлом у нее перед глазами. Остальные были темны и сухи. Они пестрели перечнями фараонов, чиновников, воинов-жрецов Ра; там приводились списки известных вызываний, сохранившихся летописей, забытых всеми демонов, которым поручали какие-то незначительные дела".
Я просто очень люблю те ощущения в душе, когда я вижу, как у людей, которые мне нравятся, начинает получаться нечто важное. В этот момент я словно с Китти листал страницы древних книг и улыбался, когда на одной из них обружились те самые сведения, которые девушка так долго искала.
Особой, в сторону которой (за исключением Китти) хочется пострелять глазками, стала для меня Джейн Фаррар. Её карьера развивается не менее стремительно, чем восхождение Натаниэля. Вполне себя уверенно чувствующая на месте помощника шефа полиции, она просто притягивает внимание. В том числе и Натаниэля. Поэтому, прежде чем переводить глаза с походного положения на боевое, я бы на мисс Фаррел разместил надпись, украшающую троллейбусы: "Соблюдай дистанцию". Хрупкий её облик навевает неверные иллюзии о том, что Джейн (возможно) чувствует себя одинокой и (вероятно) ищет дружескую поддержку. Колдовские зелёные глаза заставляют поверить, что она отнесётся к подошедшему поближе не так, как к остальным жителям этого мира, пребывающего в угрюмых тревожных предчувствиях. Так как меня там не было, и о табличке никто не позаботился, Натаниэль, тоже ощущающий свербящее одиночество, делает, так сказать, ход конём.
"Меланхолическая отрешенность, которая весь вечер нарастала в душе Мэндрейка, внезапно вспыхнула бесшабашностью. Ему было плевать, что о нем подумают и что из этого может выйти: близость Джейн Фаррар придала ему отваги. Он слегка коснулся ее руки.
- Давайте поедем в Лондон на моей машине! Я отвечу на ваш вопрос по дороге.
Она рассмеялась.
- Дорога долгая, мистер Мэндрейк!
- А может быть, у меня не один ответ?
Джейн Фаррар взяла его под руку, и они вместе направились к выходу. Несколько пар глаз проводили их".
Появление стремительно теряющего сущность Бартимеуса не только нарушает этот стихийно складывающийся союз, но загоняет Натаниэля в глубокий минус. Спасение Бартимеуса выглядит настоящим подвигом для читателя, однако в холодной зелени глаз Джейн лишь презрение. Для неё это лишь грандиозный провал. И нащупанная слабость, которую можно использовать в дальнейшем. "Не было счастья, да несчастье помогло". На мой взгляд, мисс Фаррар - крайне неподходящая компания для Натаниэля. Такая одарит благосклонной улыбкой, когда тебя греют лучи славы. Но сделай неверный шаг, балансируя на грани пропасти, и она с холодной усмешкой бесстрастно подтолкнёт к гибели. Нельзя передать словами мою радость, когда я понял, что этому союзу не бывать. Даже случись он, вряд ли продержался бы долго. Но пребывание в этом союзе сотворило бы с Натаниэлем метаморфозы, которые (скорее всего) заставили бы мой интерес к этому герою заметно пригаснуть.
Самой загадочной фигурой практически до самого финала для меня оставался странствующий учёный Клем Хопкинс. Невзрачный, неприметный, легко появляющийся всюду, где пожелает, и так же легко исчезающий. Я его представлял сверхъестественным существом, которое часто встречается в городских легендах. Идёт маленькая девочка по большому городу. Глазками сверкает. Улыбается весело. Или, напротив, хмурит брови. Ничем не отличается от всех остальных девочек города. Внешне. И только читатель знает, что никакая это не маленькая девочка. Однако ему неведомо, кто там спрятался за безобидным обликом. И фантазия мигом выстраивает догадки, рисуя портреты кошмарных созданий.
Тем не менее, мистер Хопкинс оказался пустышкой. Мы так и не успели о нём узнать ничего стоящего. К моменту, когда Бартимеус с командой поддержки переступил порог обители Хопкинса, мистер Хопкинс перестал существовать, уступив свою телесную оболочку уже известному нам Факварлу.
Главной фигурой неприятельского войска оказался драматург Мейкпис. Не то, что это предсказуемо. Но удивления во мне не вызвало. Уже к середине второй части ясно, что личность, благодаря близости к премьер-министру, держащая в руках ниточки, управляющие главными волшебниками Англии, не избежит соблазна за эти нити подёргать. Уже когда он насточиво зовёт всех представителей волшебного мира на премьеру, включается сигнал тревоги. Правительство, собранное в одном месте и не ожидающее нападения, так просто уничтожить. Благодаря комичности образа, не успеваешь поверить, что он и представлял главную опасность. К тому же его симпатия к Натаниэлю тоже тормозит включение системы опознавания "свой - чужой". Да и поверить в него, как в будущего владыку мира, просто не успеваешь. Вызвав могущественное создание Ноуду, мощью превосходящего любого из пяти описанных типов духов, он перестаёт существовать, как личность, превратившись в шкатулку с сюрпризом.
Духи в оболочке людей одержимы местью. В опасности не только Лондон, но и вся империя. Мир суждено спасти трём героям на грани развоплощения. Натаниэлю, ослабленному Моровым Заклятием, но заполучившему посох Глэдстоуна. Истончившейся сущности Бартимеуса, вселившейся в его тело. И постаревшей Китти, прошедшей путём Птолемеуса, чтобы в загадочном Нечто отыскать Бартимеуса и уговорить его встать на её сторону.
"Привет, Китти!"
"Катись к черту".
"А мне казалось, ты меня искала…"
Три фразы, которые ничего не скажут, случайно выхватившему их со страницы. Но они же многое дадут тому, кто вместе с Китти провался на ту сторону.
Мелких недочётов я не нашёл. Но так и не смог понять два глобальных вопроса.
1. Если Бартимеус утверждает, что времени, как такового, на той стороне не существует, то:
а.) Нет никакой разницы, сколько прошло времени в реальном мире между вызовами ослабленного джинна. Поэтому напирать на то, что за столь коротких отдых (промежуток времени!!!) он не успел восстановиться, нельзя. Если времени там нет, то нет и ориентира. Там могло пройти как бесконечно большой период, так и период, стремящийся к нулю. А если требуется какое-то определённое время, чтобы сущность успела восстановиться, значит, время там есть по определению.
б.) "Птолемей пробыл тут куда дольше, все вопросы задавал - он все время задавал вопросы. Он находился тут вдвое дольше, чем ты". Птолемей не мог находиться ВДВОЕ ДОЛЬШЕ Китти в мире, где нет времени. Поэтому и Птолемей, и Китти могли вернуться обратно в ту же самую секунду, как покинули свои тела. Или через миллион лет. Для места, где нет времени, нет и разницы, сколько времени прошло/проходит/пройдёт в реальном мире.
2. Странное поведение духов в человеческом теле.
"Только потому, что ты все время пытаешься навязать нам порядок - а порядок связан с ограничениями. А тут никаких ограничений нет: ничего определенного, ничего оформленного. Любая форма, будто то неуклюжая фигурка из палочек, или плывущий шарик, или "дом", такой, как этот, - мальчишка небрежно обвел рукой вокруг, - чужда этому месту и долго здесь не протянет. Для нас мучительно быть хоть в чем-то ограниченными".
Если поверить этому, то становится крайне непонятным ликование духов, пленивших человеческие тела. Если самая малейшая определённость и ограниченность противна им, любой из них должен был нырнуть обратно, как только сознание вызвавшего их волшебника было убито. Но нет, Факварл счастлив и доволен, хотя остался по сущности джинном, а не превратился в некое сверхсущество, в котором сплелись человеческое и потустороннее. Собственно, единственным таким существом можно назвать разве что симбиоз Натаниэля и Бартимеуса. Но и они вряд ли были счастливы в единой оболочке и в общем сознании.
Финал светлый, но грустный. Ещё не оправившаяся от путешествия на ту сторону Китти бродит по парку, где Натаниэль с Бартимеусом остановили Ноуду и спасли мир. Простолюдины с волшебниками строят на обломках империи новое государство. Но никуда не девается чувство пустоты. Хотя знаешь, что Бартимеус и на этот раз спасён.
Вроде как, последняя точка. Но что-то грызёт. Что-то заставляет ждать следующую часть. Ведь Бартимеус не из тех, кто наступает два раза на одни и те же грабли. Наверняка, за прошедшие тысячелетия он перебрал тысячи способов, какими мог спасти Птолемея. И вот ситуация, повторяющаяся до мельчащих подробностей. Самое время применить хотя бы один. Что им стало? Быть может, он просто перетащил Натаниэля с собой на ту сторону. Ведь посох Глэдстоуна, сбрасывающий последние засовы, освободил бы свою мощь уже сам по себе, без участия Натаниэля. К тому же Джейн Фаррар куда-то таинственно исчезла. Да и мощнейшая аура Китти, которую увидел Бартимеус... Разве она не сумеет выправить Китти, вернув ей молодость, свежесть и тот самый неспокойный бунтарский огонёк?
Собственно, всё готово для следующей части. И, надеюсь, она ещё появится. Как только Джонатану Страуду будет что сказать по данному поводу.