Современная проза (как это теперь принято отмечать "18+")
немного мыслей о книге "Таба Циклон"
"А мальчишка все спускался, приплясывая по крутому спуску, отбивая немыслимую чечетку, и белая пыль взлетала у него из-под каблуков, и он что-то кричал во весь голос, очень звонко, и очень весело, и очень торжественно, - как песню или как заклинание, - и Рэдрик подумал, что впервые за все время существования карьера по этой дороге спускались так, словно на праздник. И сначала он не слушал, что там выкрикивает эта говорящая отмычка, а потом как будто что-то включилось в нем, и он услышал:
- Счастье для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.. Все собирайтесь сюда!.. Хватит всем!.. Никто не уйдет обиженный!.. Даром!.. Счастье! Даром!..
А потом он вдруг замолчал, словно огромная рука с размаху загнала ему кляп в рот. И Рэдрик увидел, как прозрачная пустота, притаившаяся в тени ковша экскаватора, схватила его, вздернула в воздух и медленно, с натугой скрутила, как хозяйки скручивают белье, выжимая воду. Рэдрик успел заметить, как один из пыльных башмаков сорвался с дергающейся ноги и взлетел высоко над карьером. Тогда он отвернулся и сел".
Аркадий и Борис Стругацкие "Пикник на обочине"
"За соседним столиком сидят двое мужчин. Оба как зеркальные отражения друг друга: в безразмерных свитерах с ромбами и высоким горлом. Усы, очки, бородки, опухшие от алкоголя лица.
- Аркаша… Ты гений! - торжественно объявляет один из ромбов.
- Чушь! - сердится второй. - Это ты гений!
- Ну, хорошо: и я гений, и ты гений!
- Друзья твои? - спрашивает писателя Тима.
- Смеешься, что ли! - Рита дарит писателю стервозную улыбку. - Единственные Данины друзья - это гормональные антидепрессанты! Правда, лапка?"
Даня Шеповалов "Таба Циклон"
"Многие заигрывали с Циклоном и, разумеется, получали свои подарки, вот только заканчивалось все обычно печально. Они не понимали главного: это не мужская сила, это женщина: за ней нужно ухаживать, завоевывать снова и снова, а самое главное - вовремя догадаться, что ей опять нужно что-то большее (need more, need more - шепчут ей демоны, как и всем нам); вовремя понять и отступиться, не знаю, достаточно ли будет моей интуиции для этого. Сейчас же я должна наконец решить: Кит или Тим? Тим или Кит? Кто из них пойдет со мной?"
Даня Шеповалов "Таба Циклон"
Традиция, беря чужую идею, обстебать её автора и, по-возможности, сбросить с пьедестала, идёт, наверное, с самого начала истории человеческой. Выросший из Крапивина Лукьяненко не только мстительно стал приписывать своим детям-героям шокирующе недетские поступки, но и повсюду раскидывал намёки и указания, как безрадостно кончилась судьба персонажей какой-нибудь из Крапивинских эпопей. Другие пошли дальше, вставив в произведение с идеей издевательство над самими авторами. Наверное, это должно показать "Я знаю лучше, как развить данную идею" или (что логичнее) "Я - д"Артаньян, а вы... (дальше все знают)". Не избежал этого соблазна и Даня, выразив идею запредельного образом Золотого Шара из Зоны Стругацких. Артефакта, за проход к которому (и последующего исполнения желаний) требуется принести в жертву милого ничего не подозревающего человека.
Отличный ход повествования - это герой первой главы Папаша Грез. Даже не ухватываешь, что Грез - это не "грёз" с исчезнувшими точками над "ё", а просто фамилия. Грёзы - всё, что осталось опустившемуся человеку, у которого погиб сын и, не вынеся этой трагедии, ушла из жизни жена. Винные или водочные грёзы. Папаша детально исследует район в поисках магазина со спиртным, в мыслях если и не доходя до мировоззрения Венечки Ерофеева, то идя где-то рядом. Поэтому с персонажами, которым потом достанутся главные роли, первое наше знакомство происходит через его лихорадочные, отстранённые от реальности глаза. Его жалко. С ним противно. Но именно память о нём не даёт потом поверить Рите и взглянуть на неё влюблёнными глазами Тима.
В рациональном мире, где объяснению подлежит всё, сознание тянется к запредельному. В 60-е и 70-е роль запредельного отлично выполнял Дальний Космос, подпитываемый подвигами героев Космоса Ближнего. В конце 80-х, когда космос растерял героический ореол, на штурм сознания ринулась мистика. Наверное, нигде и никогда не печаталось столь много мистических материалов, как в России начала 90-х. Но испорченное материализмом сознание коварно отвергало то, что не вызывало сомнений у граждан Средневековья. А тяга к запредельному никуда не делась. Поэтому в дверь, приоткрытую Пелевинским "Принцем Госплана", ринулась виртуальная реальность.
Таба Циклон - это жёсткий микс реала с виртуалом для людей, которым уже многое скучно. В них горит желание жить, но не находится применение этому желанию. Реальность не предполагает смысла, а без смысла человеческому существу нет счастья.
Я не хотел бы в реале знакомиться ни с кем из героев, пвостречавшихся мне на этих страницах. Впрочем, потеря для героев невелика. Я выглядел бы для них неким воплощением Быданова - предмета, от которого нужно получить зачёт и по ходу дела постебаться. Поэтому хорошо, что мы остаёмся в разных мирах. Писатель Даня не понравился мне узостью мыслей. Несмотря на явную попытку постебаться над собой, видно, что Даня себя любит и готов, вываляв в грязи, морально оправдывать. И даже именно Дане суждено воплотить мечту Тимы - погибнуть от рук Риты. Даню не будут сваливать с пьедестала будущие ниспровергатели всего и всех. И не потому, что Даня "как бы" свёрг себя сам. Просто вряд ли кому нужен будет его пьедестал.
Иногда интересно ловить созвучные мысли. "Телефон я не могу оставить, потому что у нас его нет. Это очень неприятно, когда кто угодно может позвонить в любой момент. Отвратительное ощущение". Или то, что не мне одному пришло в голову связать Владимира Ильича, Цюрих и Cabaret Voltaire одной логической цепочкой. Но уровень мата в жизни для меня так и не стал обыденностью, поэтому манера героев изъясняться весьма напрягает.
Я так и не понял, что такое Таба Циклон, что представляют собой точки входа, и почему кто-то погибает, войдя в него, а кто-то успешно выходит, как это неоднократно делала Рита, и как это вместе с ней сделал Тим. Я не узнал, откуда взялся мешок иранских долларов и пистолет, в котором должно быть девять патронов, а стало восемь. Я не понял, что продолжает связывать девушку с мёртвой душой и влюблённого в неё мальчика, готового ей простить даже катастрофу собственной семьи. Я не вижу, что позволит им остаться вместе через долгие годы. Хотя сейчас они вместе и даже довольны и друг другом, и сложившимся положением дел. Заканчивается повествование тепло, но хеппи-энда не чувствуется. Не ощущается "и жили они долго и счастливо", но очень хорошо верится в "и умерли они в один день". А ещё верится, что день этот придёт для них очень скоро.
Из мужских персонажей притягателен Сидней. В условиях непрекращающегося абсурда намечающий цели и успешно к ним идущий. Знает сразу, куда пристроит всё, что угодно, от иранских долларов до десятков тракторов "Беларусь". Оптимист. И светлое впечатление перечёркивает лишь нелепая смерть, сразу стирающая память о нём. Но на фоне стада комплексующих личностей этот товарищ кажется весьма впечатляющим.
Из женских же... Задумался, почему в пост-интервью из героинь романа выделили Веру. И понял, что если бы меня обязали выделить кого-то, мой палец также указал бы на неё. Потому что ко всем героиням - и к Яночке, и к Анечке, и к Рите - очень подходит эпитет "Конченная". Существительное, предполагаемое следом, не так уж важно. Важно, что в них кончился этап формирования. Перед нами готовый законченный продукт, в который вряд ли можно внести изменения. Вера на общем фоне тоже особой радости не вызывает. Однако именно в ней чувствуется нечто несформировавшееся, которое может её куда-то занести. Куда-то в многовариантность, которой для остальных уже как-то не предполагается.
Нужны ли такие книги? Я думаю, что да. В тяжкие минуты жизни пропадает вера в череду положительных героев, по которым надо выверять поступки. И хочется просто почувствовать, что кому-то в эту минуту так же тяжко, как и тебе. Так же отвратительно и бессмысленно жить. Пусть даже мысли этого кого-то мелки и грязны, но ведь и жизнь вокруг кажется такой же мелкой и грязной. Наверное, это повествование для тех, кому сложно читать Драйзера, для кого стиль "Духless" нуден и паршив, кто перестал верить в сказки уже навсегда, но ещё не утратил веру в то, что в его - лично в его! - жизни может случиться нечто непонятное, притягательное и запредельное.
Каких бы жертв оно ни потребовало.
немного мыслей о книге "Таба Циклон"
"А мальчишка все спускался, приплясывая по крутому спуску, отбивая немыслимую чечетку, и белая пыль взлетала у него из-под каблуков, и он что-то кричал во весь голос, очень звонко, и очень весело, и очень торжественно, - как песню или как заклинание, - и Рэдрик подумал, что впервые за все время существования карьера по этой дороге спускались так, словно на праздник. И сначала он не слушал, что там выкрикивает эта говорящая отмычка, а потом как будто что-то включилось в нем, и он услышал:
- Счастье для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.. Все собирайтесь сюда!.. Хватит всем!.. Никто не уйдет обиженный!.. Даром!.. Счастье! Даром!..
А потом он вдруг замолчал, словно огромная рука с размаху загнала ему кляп в рот. И Рэдрик увидел, как прозрачная пустота, притаившаяся в тени ковша экскаватора, схватила его, вздернула в воздух и медленно, с натугой скрутила, как хозяйки скручивают белье, выжимая воду. Рэдрик успел заметить, как один из пыльных башмаков сорвался с дергающейся ноги и взлетел высоко над карьером. Тогда он отвернулся и сел".
Аркадий и Борис Стругацкие "Пикник на обочине"
"За соседним столиком сидят двое мужчин. Оба как зеркальные отражения друг друга: в безразмерных свитерах с ромбами и высоким горлом. Усы, очки, бородки, опухшие от алкоголя лица.
- Аркаша… Ты гений! - торжественно объявляет один из ромбов.
- Чушь! - сердится второй. - Это ты гений!
- Ну, хорошо: и я гений, и ты гений!
- Друзья твои? - спрашивает писателя Тима.
- Смеешься, что ли! - Рита дарит писателю стервозную улыбку. - Единственные Данины друзья - это гормональные антидепрессанты! Правда, лапка?"
Даня Шеповалов "Таба Циклон"
"Многие заигрывали с Циклоном и, разумеется, получали свои подарки, вот только заканчивалось все обычно печально. Они не понимали главного: это не мужская сила, это женщина: за ней нужно ухаживать, завоевывать снова и снова, а самое главное - вовремя догадаться, что ей опять нужно что-то большее (need more, need more - шепчут ей демоны, как и всем нам); вовремя понять и отступиться, не знаю, достаточно ли будет моей интуиции для этого. Сейчас же я должна наконец решить: Кит или Тим? Тим или Кит? Кто из них пойдет со мной?"
Даня Шеповалов "Таба Циклон"
Традиция, беря чужую идею, обстебать её автора и, по-возможности, сбросить с пьедестала, идёт, наверное, с самого начала истории человеческой. Выросший из Крапивина Лукьяненко не только мстительно стал приписывать своим детям-героям шокирующе недетские поступки, но и повсюду раскидывал намёки и указания, как безрадостно кончилась судьба персонажей какой-нибудь из Крапивинских эпопей. Другие пошли дальше, вставив в произведение с идеей издевательство над самими авторами. Наверное, это должно показать "Я знаю лучше, как развить данную идею" или (что логичнее) "Я - д"Артаньян, а вы... (дальше все знают)". Не избежал этого соблазна и Даня, выразив идею запредельного образом Золотого Шара из Зоны Стругацких. Артефакта, за проход к которому (и последующего исполнения желаний) требуется принести в жертву милого ничего не подозревающего человека.
Отличный ход повествования - это герой первой главы Папаша Грез. Даже не ухватываешь, что Грез - это не "грёз" с исчезнувшими точками над "ё", а просто фамилия. Грёзы - всё, что осталось опустившемуся человеку, у которого погиб сын и, не вынеся этой трагедии, ушла из жизни жена. Винные или водочные грёзы. Папаша детально исследует район в поисках магазина со спиртным, в мыслях если и не доходя до мировоззрения Венечки Ерофеева, то идя где-то рядом. Поэтому с персонажами, которым потом достанутся главные роли, первое наше знакомство происходит через его лихорадочные, отстранённые от реальности глаза. Его жалко. С ним противно. Но именно память о нём не даёт потом поверить Рите и взглянуть на неё влюблёнными глазами Тима.
В рациональном мире, где объяснению подлежит всё, сознание тянется к запредельному. В 60-е и 70-е роль запредельного отлично выполнял Дальний Космос, подпитываемый подвигами героев Космоса Ближнего. В конце 80-х, когда космос растерял героический ореол, на штурм сознания ринулась мистика. Наверное, нигде и никогда не печаталось столь много мистических материалов, как в России начала 90-х. Но испорченное материализмом сознание коварно отвергало то, что не вызывало сомнений у граждан Средневековья. А тяга к запредельному никуда не делась. Поэтому в дверь, приоткрытую Пелевинским "Принцем Госплана", ринулась виртуальная реальность.
Таба Циклон - это жёсткий микс реала с виртуалом для людей, которым уже многое скучно. В них горит желание жить, но не находится применение этому желанию. Реальность не предполагает смысла, а без смысла человеческому существу нет счастья.
Я не хотел бы в реале знакомиться ни с кем из героев, пвостречавшихся мне на этих страницах. Впрочем, потеря для героев невелика. Я выглядел бы для них неким воплощением Быданова - предмета, от которого нужно получить зачёт и по ходу дела постебаться. Поэтому хорошо, что мы остаёмся в разных мирах. Писатель Даня не понравился мне узостью мыслей. Несмотря на явную попытку постебаться над собой, видно, что Даня себя любит и готов, вываляв в грязи, морально оправдывать. И даже именно Дане суждено воплотить мечту Тимы - погибнуть от рук Риты. Даню не будут сваливать с пьедестала будущие ниспровергатели всего и всех. И не потому, что Даня "как бы" свёрг себя сам. Просто вряд ли кому нужен будет его пьедестал.
Иногда интересно ловить созвучные мысли. "Телефон я не могу оставить, потому что у нас его нет. Это очень неприятно, когда кто угодно может позвонить в любой момент. Отвратительное ощущение". Или то, что не мне одному пришло в голову связать Владимира Ильича, Цюрих и Cabaret Voltaire одной логической цепочкой. Но уровень мата в жизни для меня так и не стал обыденностью, поэтому манера героев изъясняться весьма напрягает.
Я так и не понял, что такое Таба Циклон, что представляют собой точки входа, и почему кто-то погибает, войдя в него, а кто-то успешно выходит, как это неоднократно делала Рита, и как это вместе с ней сделал Тим. Я не узнал, откуда взялся мешок иранских долларов и пистолет, в котором должно быть девять патронов, а стало восемь. Я не понял, что продолжает связывать девушку с мёртвой душой и влюблённого в неё мальчика, готового ей простить даже катастрофу собственной семьи. Я не вижу, что позволит им остаться вместе через долгие годы. Хотя сейчас они вместе и даже довольны и друг другом, и сложившимся положением дел. Заканчивается повествование тепло, но хеппи-энда не чувствуется. Не ощущается "и жили они долго и счастливо", но очень хорошо верится в "и умерли они в один день". А ещё верится, что день этот придёт для них очень скоро.
Из мужских персонажей притягателен Сидней. В условиях непрекращающегося абсурда намечающий цели и успешно к ним идущий. Знает сразу, куда пристроит всё, что угодно, от иранских долларов до десятков тракторов "Беларусь". Оптимист. И светлое впечатление перечёркивает лишь нелепая смерть, сразу стирающая память о нём. Но на фоне стада комплексующих личностей этот товарищ кажется весьма впечатляющим.
Из женских же... Задумался, почему в пост-интервью из героинь романа выделили Веру. И понял, что если бы меня обязали выделить кого-то, мой палец также указал бы на неё. Потому что ко всем героиням - и к Яночке, и к Анечке, и к Рите - очень подходит эпитет "Конченная". Существительное, предполагаемое следом, не так уж важно. Важно, что в них кончился этап формирования. Перед нами готовый законченный продукт, в который вряд ли можно внести изменения. Вера на общем фоне тоже особой радости не вызывает. Однако именно в ней чувствуется нечто несформировавшееся, которое может её куда-то занести. Куда-то в многовариантность, которой для остальных уже как-то не предполагается.
Нужны ли такие книги? Я думаю, что да. В тяжкие минуты жизни пропадает вера в череду положительных героев, по которым надо выверять поступки. И хочется просто почувствовать, что кому-то в эту минуту так же тяжко, как и тебе. Так же отвратительно и бессмысленно жить. Пусть даже мысли этого кого-то мелки и грязны, но ведь и жизнь вокруг кажется такой же мелкой и грязной. Наверное, это повествование для тех, кому сложно читать Драйзера, для кого стиль "Духless" нуден и паршив, кто перестал верить в сказки уже навсегда, но ещё не утратил веру в то, что в его - лично в его! - жизни может случиться нечто непонятное, притягательное и запредельное.
Каких бы жертв оно ни потребовало.
-
-
13.11.2012 в 23:08Ваш взгляд на эту книгу стал для меня маленьким шоком - я вообще испугался, что невольно рекомендовал эту книгу.
Абсолютно неожиданно для меня вы обнаружили то, что Шеповалов решил заиграть с идеями Стругацких. Я об этом так и не догадался, хотя читал "Пикник на обочине". Версия убийственно правдоподобная и подходящая.
И слова про целевую аудиторию. Мой случай описан практически полностью, хотя я не думаю, что у меня осталось хоть немного веры в чудо и запредельное. Да и Драйзер интересен. =)
"Таба Циклон" роман мне чем-то напоминает типичную беседу за жизнь на кухне: пока ты слушаешь, как всё плохо и сам думаешь об этом, как-то полегче. Мол ты не один. Мол на твоей и собеседников стороне логика и Истина. А в конце концов оказывается что несколько человек ко всеобщему удовольствию повторяли одно и то же на разные лады. Странное послевкусие, к котором я никак не могу привыкнуть.
P.S. Насчет веры в положительных героев.
Я не знаю, куда ухидит вера в нечто Высокое. Добро ли, справедливость ли, порядок ли. Пустое место заполоняет белый шум амбивалентности и траурной алгебры попыток аналитически подсчитать и зафиксировать хоть какую-то картину мира вообще, не только в рамках книжки. И слова "ты хороший человек" к неудовольствию начинают восприниматься какой-то частью тебя "ну ты лох!". А по-другому никак не получается. Просто наверное эпоха такая. Или социальная среда, где "Сила ночи, сила дня, одинкова [censored]"(c). Или "Нас так учили". Бродский когда-то написал в одном из стихотворений
Плохо, ежели мир вовне
изучен тем, кто внутри измучен.
но что делать, чтобы не стать тем самым исследователем, из года в год в голову не приходит.
-
-
14.11.2012 в 20:18Мне хотелось прочитать что-то современное, которое цитируют. Но стиль Минаева (я прочёл два отрывка из Духless) показался мне занудным и тусклым, а Сорокина на какой странице ни открою, так одни мерзости
Кроме того, мы с Вами обмениваемся мыслями уже долгое время. Поэтому мне, конечно же, интересно, откуда приходит настроение в Ваш внутренний мир и какое оно, это настроение.
Конечно, именно на эту книгу у нас не могло получиться схожего взгляда. Но это не страшно. Ваш взгляд поймал одно, мой - другое, а вместе получилось некое стереоизображение.
А в конце концов оказывается что несколько человек ко всеобщему удовольствию повторяли одно и то же на разные лады.
Это очень ценное ощущение. Знаю по себе.
Но, чтобы ощутить то же самое, мне надо было посидеть на той кухне.
А то вроде как незнакомого человека водишь по улицам своего детства: перед тобой заново встаёт вся жизнь, а для него это всего лишь улицы.
И слова "ты хороший человек" к неудовольствию начинают восприниматься какой-то частью тебя "ну ты лох!". А по-другому никак не получается. Просто наверное эпоха такая.
Да, согласен.
Просто мне как-то везёт на людей, которые если и скажут "ты хороший человек", то слова их будут обозначать именно это.
И я знаю достаточно много людей, которые в этой фразе могут выразить именно упомянутое Вами уничижение. Но я избегаю их общества. О ярком и циничном сэре Генри лучше читать в книге Уальда, но не напрашиваться к нему в близкие знакомые.
ЗЫ: А что Драйзер остаётся интересным, это Вам большой плюс. Я, к примеру, за него поздно взялся (хотя это, быть может, и к лучшему)
-
-
16.11.2012 в 01:41Да, у него с этим проблема. Сорокин напоминает мне человека, играющего в ребенка, играющегося в кубики, сделанные из чего-то, от чего все взрослые люди шарахаются. А он продолжает свою забавную игру, не замечая или не придавая значения тому, что на его замки многие не могут смотреть без содрогания. Я переварил довольно много его прозы без запинки, но даже при привычке и не к такому уровню творящегося угара в один прекрасный момент едва не попрощался с ужином, закрыл окно с одной из его повестей и с тех пор особо Сорокиным не восхищаюсь. Меня редко как-либо эмоционально затрагивает происходящее на бумаге, но эмоции каждый раз крайне сильные.
-
-
16.11.2012 в 17:56