В последнее время обнаружил, что фэнтазийные саги стали задевать меня гораздо слабее, чем раньше. Раньше лишь отблеск необычного притягивал меня, как мотылька на пламя свечи. Пробуждалось нечто скрытое, открывающее потайные двери, наводящие невидимые мосты между мной и запредельным. И пустота в голове заполнялась приключением, где есть место и для меня.
В последнее время таких произведений становится всё меньше. Вернее, книг всё больше, но в них почему-то нет того очарования, которое включает краски необыкновенного.
Я подумал, что это неизбежно. Что я просто перешагнул период, когда фэнтази может оживить умирающее в реальности сознание... Но нет, по наводке хорошей знакомой я выкачал и запоем прочёл роман Нила Геймана "Задверье"
Много мыслей
Нельзя сказать, что я не читал подобных произведений раньше. В детстве я буквально провалился в нечто подобное читая повесть Владислава Бахревского "Дядюшка Шорох и Шуршавы". Таинственные существа, живущие в застенье. Поэтому грозный эрл, сокровищницу которого составляют потерянные в Лондонском метро вещи, кажется мне старым знакомым, с которым я уже встречался в образе Бабки-Подберихи, чей чулан также заполняло утерянное. И с крысами подземелий я тоже встречался. В романе Владимира Кантора "Победитель Крыс". Но если там они поработили развалины постсоветского города, то здесь они мудро повелевают миром. Удивления нет, есть трепетное чувство, будто мне снова улыбаются старые знакомые. Нил Гейман словно собрал все литературные кубики, которые мне откровенно нравятся, и выстроил из них причудливое и притягательное здание. Башню. Уходящую вглубь земли.
Доприключенческая часть понравилась мне негероическим героем. Я будто читал ещё одну реинкарнацию "Во власти женщины" Эрленда Лу". Герой оказывается в мягких коготках светской тигрицы, которой нужен удобный аксессуар для полноты жизни. И размеренная колея одиночного странствия героя мигом прерывается ворохом совместных планов. Даже не ворохом, а водоворотом. Затягивающим. Но приятным.
Но к тому времени она уже решила, что он должен - в качестве извинения - купить ей дорогой французский сандвич и стакан несусветно дорогого газированного яблочного напитка. Вот, собственно, как все и началось.
Ему так и не удалось убедить Джессику, что на самом деле он не из тех, кто ходит по художественным галереям.
Джессика - личность из тех, кто ставит диагнозы. И поставленный диагноз оспорить немыслимо, невозможно. Если она решила, что Ричард ходит по художественным выставкам, значит, он будет по ним ходить.
Ричард благоговел перед Джессикой - она была красивой, с ней часто было весело, и она определенно шла наверх. Джессика же видела в Ричарде неисчерпаемый потенциал, который, будучи должным образом развит и направлен подходящей женщиной, сделает его прекрасной принадлежностью семейной жизни. Если бы только он был пособраннее, иногда сетовала она про себя и дарила ему книги с названиями в духе "Одевайтесь для успеха" или "Сто двадцать пять привычек преуспевающего человека" и руководства о том, как вести бизнес наподобие военной кампании, а Ричард всегда благодарил и всегда собирался их прочитать.
В жизни героя появилось течение, которому он не может противиться. Наверное, это заманчивое чувство, когда тебя куда-то тянет, и ты ничего не можешь поделать, но предчувствуешь, что тебя ожидает нечто грандиозное. Потому что течение организует человек с громадными планами и чётко прописанными перспективами. От тебя не требуется ничего. Только быть Правильным. Не противоречить правилам, которые создают течение. Ричард принимает самое мудрое решение. Он ничего не делает, но и не противоречит правилам. Его обязывают прочитать "Инструкцию по технике безопасности", и он... правильно!.. честно собирается её прочитать. И в этом "собирается" прячется волшебство свободы. Ты вне навязываемых правил, но ты им и не противоречишь. От тебя ждут подвига. И ты не отказываешься от него. Напротив, ты готовишься к нему, собираешься его совершить. Зная, что когда-нибудь тебя всё же заставят это сделать. Но отдаляя этот скорбный момент насколько это возможно.
Гарри поставил на место пластмассового тролля, которого взял со стола Ричарда.
- Удивительно, как она еще позволяет тебе в них играть.
- Просто никогда разговор не заходил, - отозвался Ричард, беря в руки одного из троллей - у этого был клок оранжевых волос, а на физиономии несколько недоуменное выражение, будто он сам не знает, как сюда попал.
На самом деле разговор заходил. Но Джессика убедила себя, что Ричардова коллекция троллей просто признак привлекательной эксцентричности, сравнимой с коллекцией ангелов мистера Стоктона. Джессика как раз организовывала передвижную выставку этой коллекции и пришла к выводу, что великие люди всегда что-нибудь собирают.
В вышестоящем отрывке мастерски показано, как уживаются две противоположности. Они принимают данность, но каждый в своём сознании. Они ничего о ней не говорят. Они додумывают недостающее в том ключе, в каком им хочется. И это их спасает! Заговори они о троллях, и их ожидали бы весьма неприятные открытия относительно друг друга. Недоговорки создают иллюзию Понимания. И эта иллюзия скрепляет весь окружающий мир, всех существующих друзей и знакомых.
Но вообще-то Ричард троллей не собирал. Однажды он нашел одного на тротуаре у входа в офис и в тщетной попытке привнести в рабочее пространство толику индивидуальности аккуратно поставил на мониторе. В следующие несколько месяцев появились остальные: подарки коллег, заметивших, что Ричард питает слабость к этим безобразным созданьицам. Неизменно с благодарностью принимая подарки, Ричард расставлял их в стратегических местах по своему столу: вокруг телефонов и фотографии Джессики в рамке.
Это как в анекдоте "- Не знали, что тебе подарить. Купили кружку. Говорят, ты кружки собираешь. - Вообще-то я ещё и деньги собираю". Ты удивляешься бессмысленным подаркам, но не можешь отказаться, ведь там, с другой стороны, в этот подарок вложен огромный смысл (который вредно разрушать недоумением). А потом количество переходит в качество, и подарки образуют вокруг тебя самостоятельный мир - как бы коллекцию, наполняя смыслом бессмысленное сборище, упорядочивая его в общественном сознании.
Джессика как минимум десять раз ему напомнила, что это самый важный день в его жизни. Но, разумеется, не в ее. Такой день настанет, когда - Ричард нисколько в этом не сомневался - ее назначат премьер-министром, королевой или Господом Богом. Но в его жизни сегодня, без сомнения, день самый важный.
Джессика - организатор представлений. В каждое действие ей вкладывается великий смысл. И не дай вам бог хотя бы попытаться этот смысл оспорить.
Но роман не был бы приключенческим романом, если бы герой не добрался до границы. Она не обозначена на картах - граница между реальным и необыкновенным - но она есть! Она падает под ноги, и надо либо перешагнуть через неё... либо не перешагивать, оставаясь в рамках уже привычных правил.
- Она не пьяна. Она ранена. - Он поглядел на свои пальцы. - У нее кровь идет.
Джессика опустила на него нервный и недоумевающий взгляд.
- Мы опоздаем, - подчеркнуто произнесла она.
- Но она же ранена!
Джессика посмотрела на девушку на тротуаре. Приоритеты, Ричард не знает, что такое приоритеты!
- Ричард! Мы опоздаем. Найдется еще кто-нибудь. Ей поможет кто-нибудь другой.
Правила предписывают исключить девушку из привычного мира. Она есть, но её как бы нет. И тогда привычный мир остаётся крепким и несокрушимым. Откажись, и иди дальше. Не твой путь. Твой уже начертила та, кто рядом.
- Ричард Оливер Мейхью, - холодно и внятно произнесла Джессика. - Сейчас же положи это юное создание и пойдем со мной. А не то с сего момента наша помолвка расторгнута. Предупреждаю тебя.
Ричард почувствовал, как его рубашка пропитывается теплой липкой кровью. Иногда просто ничего нельзя поделать.
Он повернулся и пошел той же дорогой, какой они пришли.
Джессика словно вросла в тротуар, глядя, как он уничтожает ее торжественный вечер. Через некоторое время он скрылся из виду, а у нее защипало глаза от слез, и тогда - и только тогда - она громко и внятно произнесла: "Дерьмо!" и что есть силы швырнула сумочку на тротуар, так что из нее выпали и раскатились по асфальту сотовый телефон, помада, ежедневник и десяток тампонов.
А после, поскольку ничего другого ей не оставалось, она все подобрала, сложила назад в сумочку и отправилась в ресторан ждать мистера Стоктона.
Смакуя маленькими глотками белое вино, она пыталась придумать убедительные причины, почему с ней нет жениха, и поймала себя на том, что недоумевает, почему бы просто не объявить, что Ричард умер.
- Это случилось так неожиданно, - мечтательно пробормотала она.
Так и поступила Джессика. Она исключила из привычного мира человека, который выпал из обозначенных ею правил. Это мудро. Отключил человека, и нет ни боли, ни привязанности. "Он умер", - в этом лишь недоумение и лёгкий оттенок жалости.
Ричард исключил не раненую девушку. Он исключил весь привычный мир, позволявший, чтобы в нём существовали раненые девушки. Он перешагнул границу, выпадая из рамок правил. Ещё не покидая исключённый мир, но двигаясь к этому. Быстро и практически неизбежно.
В моей жизни был подобный (хотя бескровный случай). Необычный. Пугающий. Выпадающий из правил. И я отчётливо понял, что не хочу в него впутываться. Что не хочу расставаться с привычным миром. Заметил, но как бы отвернулся. Услышал, но как бы не успел. Предоставил кому-то другому. Ещё не зная о Джессике, полностью повиновался её непреклонному "Найдется еще кто-нибудь. Ему поможет кто-нибудь другой". Только и на Джессику валить нельзя, ведь эти слова включил я сам.
Правда, вспоминая тот случай, я совершенно не жалею, что сделал шаг не навстречу ему, а прочь.
Достав из шкафа старый шарф, Ричард крепко замотал ей плечо и руку: ему совсем не хотелось, чтобы она истекла кровью у него в кровати прежде, чем он сумеет отвезти ее к врачу. Потом он на цыпочках вышел и закрыл за собой дверь. В гостиной Ричард сел на диван перед телевизором и с ужасом спросил себя, во что же это он ввязался.
Кстати, вот реальные чувства человека, впутавшегося в историю. Не гордость собой. Не участие к спасаемому. А опустошённость и внутрення тоска. Ужас, что во что-то ввязался. Молитвенный призыв к тому, чтобы вернулась прежняя безмятежная жизнь.
Мистер Вандермар, прервав свое изучение гостиной, повернулся, и тут Ричард внезапно осознал, что он очень, очень испуган, как маленькая собачка, только что обнаружившая, что существо, которое она приняла за почтальона, на самом деле гигантский питающийся собаками инопланетянин из кинофильмов, которые так не одобряла Джессика. Ричард поймал себя на том, что задается вопросом, не тот ли мистер Вандермар человек, которому обычно говорят: "Не делайте мне больно!", и если да, то бывает ли от этих просьб толк.
А это следующий шаг прозрения. Когда ты выпадаешь из правил и оказываешься в пустоте и одиночестве, то понимаешь, отчётливо чувствуешь, как в каждой клеточке пульсирует слабость. Появилось Нечто - грозное и неумолимое. И ты перед ним - непонимающий и беззащитный. Не герой, а персонаж второго плана, кем-то вытолкнутый на середину сцены, занятой большими величинами.
- Существует два Лондона, молодой человек, - сказал он. - Есть Над-Лондон, там ты жил, и есть Под-Лондон, Подмирье, населенное людьми, провалившимися в трещины мироздания. Теперь ты один из них. Доброй ночи.
Это хорошо читать со стороны. Вот граница. Вот ты на ней. Вот приходит знание, что обратно тебе пересечь её не дадут. А потом спокойно отрываешься от страницы и с блаженством понимаешь, что ужас случился не с тобой. Но в этом блаженном спокойствии в голове пульсируют странные зовущие названия, словно запретные заклинания, которые делают тебя другим: желающим, чтобы подобное случилось и с тобой.
Перевод романа упёрся в развилку. Переводчику требовалось принять сложное решение. Выбор был сделан за смысловой нагрузкой. Символизм раскрыл потайные уровни, игра слов стала Настоящей Игрой.
Но мы потеряли Магию Звука.
Ведь мисс д"Ор звучит глубже, таинственнее, протяжнее, чем резкое и обрывчатое мисс д"Верь. И благозвучное ласкающе-покачивающее "АндаЛандон" становится уродливым "Под-Лондон". И даже название выставки "Энжелс аве Энгланд" мягче понятного "Ангелы над Англией". А сколько вот таких магических напевов из-за моего незнания английского безвозвратно потерялось. Я никогда не почувствую их.
Но и читать на языке оригинала мне не по силам
Он поглядел на нее: маленькое создание, с бледного личика сердечком напряженно смотрят огромные глаза. "Ладно, - сказал он самому себе, - пожалуй, прямо сейчас умереть я не готов".
- Что ж, ничем особенно важным я в данный момент не занят, - сказал он с напускным безразличием, граничащим с истерией. - Почему бы и нет.
Ее лицо преобразилось, бросившись ему на грудь, она крепко его обняла.
- Мы попытаемся вернуть тебя назад, - пообещала она. - Честное слово. Как только найдем то, что я ищу.
Маленький выбор маленького человека по пути к чему-то грандиозному. Именно так становятся Героем. Первый шаг важен именно выбором направления. Следующие шаги, какими бы ошибочными они ни были, будут по дороге, выбранной правильно.
Решение и мягкая улыбка... И ожидание чего-то... Ожидание хорошего.
С верхней ступеньки д'Верь смотрела на него с ужасом, но вдруг не выдержала и расхохоталась. Пожав плечами, он приподнял воображаемый белый шелковый цилиндр, изобразил, что подбрасывает его в воздух, ловит и снова водружает на голову.
- Олух, - улыбнулась д'Верь.
Вместо ответа Ричард вернулся, схватил ее за руку и продолжал танцевать вверх-вниз по лестнице. После секундной заминки д'Верь к нему присоединилась. Танцевала она гораздо лучше Ричарда. На последней ступеньке они, усталые, задыхаясь от безудержного смеха, упали друг другу в объятия.
Ричард чувствовал, как мир вокруг него завертелся каруселью.
Мне кажется, что люди сближаются именно тогда, когда ведут себя перед другим неправильно. Разрешают показать, что они могут быть выше правил. Встать на руки. Перекувыркнуться. Станцевать на лестнице, напевая, пусть даже фальшиво, отрывок мюзикла. Они разрешили себе быть неправильными и отважились выставить это на обозрение другого.
Конечно, если неправильное поведение не причиняет другому боль.
Но если не причиняет, тогда и происходит истинное сближение. Сквозь контуры привычного мира они рисуют другой мир - необыкновенный, где они тоже - необыкновенные. Пусть со стороны это выглядит смешным. Но истинное сближение в шаге не от великого до смешного, а от смешного до великого. Пусть даже только для двоих.
- Послушайте, - еще больше понизил голос Ричард, - нельзя же отказать ангелу, особенно в вашем положении, вы же священнослужитель… Почему бы нам не опустить испытание? Если вы сейчас отдадите ключ, я скажу, что вы все сделали как надо.
Настоятель начал подниматься на мост, в конце которого его ждала распахнутая дверь. Пригнувшись, Ричард следом за монахами шагнул внутрь. Иногда просто ничего не поделаешь.
Вот иллюстрация правил привычного мира. Все великие ритуалы, в которых сквозила мистика, давно утратили тайну именно из-за цепочки компромиссов. Всё сделано не так, как задумано. А с допусками. Взрослые люди не тратят времени на ерунду, они получают необходимое в максимально короткое время и с минимальными затратами. Но, быть может, именно тогда они утрачивают вкус к детским тайнам.
Я не буду описывать все приключения героя. Ведь это не интересно. Интереснее читать, чувствуя каждый его шаг, каждое его решение. Его желание - вернуться. Оно исполняется, когда все испытания позади.
Его вещи так и лежали нетронутые в упаковочных картонных коробках посреди гостиной.
Он не включал телевизор. Возвращался вечером домой и ужинал, не замечая, что ест. Потом стоял у окна, глядя на Лондон, на машины, на крыши и фонари, а сумерки сменялись ночью, и весь город озаряли разноцветные огни. Наконец он неохотно раздевался, забирался под одеяло и засыпал.
"Нет ничего хуже исполнившейся мечты", - слова людей, которые изменились в процессе её исполнения. Желание сбылось, только его загадывал другой человек. Тот, что раньше. А тому, который сейчас, оно уже не может принести счастье.
И автор рисует картинку линии жизни, втискивая бесконечность в несколько абзацев.
Сначала они посмотрели фильм на огромном экране "Одеона" на Лейчестер-сквер. Хороший малый в конце концов победил, а по ходу дела было полно взрывов и летали всякие предметы. Сильвия решила, что девушка из Компьютерной Службы должна сидеть рядом с Ричардом, поскольку, как объяснила она, девушка в этой компании новенькая и еще мало кого знает.
После сеанса они прогулялись до Олд-Комптон-стрит на краю Сохо, где бок о бок к взаимной выгоде сосуществовали элегантность и дешевый шик, и поужинали они в "Ла реаш", где набили желудки кускусом и крохотными экзотическими закусками, тарелками с которыми оказался заставлен не только их стол, но и соседний незанятый. Оттуда они пошли в один симпатичный паб, который знала Сильвия, на Бервик-стрит, там выпили и поболтали.
Новая девушка из Компьютерной Службы все больше улыбалась Ричарду, а ему было решительно нечего ей сказать. Он купил выпивку на всех, и девушка из Компьютерной Службы помогла ему донести бокалы и кружки до их столика. Гарри ушел в уборную, девушка из Компьютерной Службы пересела на его место, поближе к Ричарду. В голове у него гудело от звона стаканов и рева музыкального автомата, запаха пива, пролитого "бакарди" и сигаретного дыма. Он попытался слушать разговоры, которые велись за столом, но обнаружил, что уже не в состоянии сосредоточиться на сказанном и вообще то немногое, что ему удалось понять, его совершенно не интересует.
Тут до него дошло так же ясно, как если бы он увидел это на большом экране "Одеона" на Лейчестер-сквер: перед ним предстала вся его дальнейшая жизнь. Сегодня он отправится домой с девушкой из Компьютерной Службы, они займутся любовью, а завтра, поскольку будет суббота, утро проведут в постели. А потом он встанет, и они вместе распакуют его вещи и разложат их по местам. Через год он женится на девушке из Компьютерной Службы, получит новое повышение, у них родится двое детей, мальчик и девочка, и они переедут в пригород, в Харроу или в Кройдон, в Хэмпстед или даже в отдаленный Ридинг.
Это будет неплохая жизнь, это он тоже понимал. Но иногда просто ничего нельзя поделать.
Это всё! И для этого не надо идти к гадалке. Предсказуемость необходима. Она даёт исполняться наиболее безопасным вариантам при выборе пути. Иначе люди не бегали бы к гадалкам и не читали гороскопы.
Но полная предсказуемость пугает. Даже если будущее представляет собой полный стол, в центре которого шикарный торт, сознание тревожно пульсирует, намекая, что есть блюда, которые на этом столе отсутствуют. И именно эти блюда вдруг кажутся самыми желанными. Когда стола нет, то хочется увидеть его, дотянуться, завладеть. А потом, когда он в полном твоём распоряжении, хочется чего-то ещё. Отчаянно. До дрожи в сердце.
Они как раз дошли до Уиндмилл-стрит, и, перейдя на противоположную сторону, Ричард застыл перед витриной магазинчика антикварных журналов, рассматривая выставленные там фотографии забытых кинозвезд, плакаты, журналы и комиксы. Глядеть на них - словно мельком бросить взгляд в мир приключений и фантазий. "Это неправда. Это вымышленный мир", - сказал он самому себе.
Пройдя путь, смотришь на мир иначе. И, оглядываясь, видишь иллюзии именно иллюзиями. Потому что опыт получен в чём-то по-настоящему серьёзном.
Вы когда-нибудь получали все, чего хотели в жизни? А потом до вас доходило, что хотите вы совсем не этого?
- Не могу сказать, что получала, - ответила она, протирая сонные глаза.
- Я думал, что хочу вот этого, - продолжал Ричард. - Что хочу нормальную комфортную жизнь. Ну да, вы скажете, я спятил. Может, я и вправду спятил. Но если это все, что есть в жизни, я не хочу быть в здравом уме. Понимаете?
Вот думаю, в какой момент упираешься в тупик. Когда всё хорошо. Когда всё путём. Когда всё достижимо. И вдруг хочется чего-то ещё. И тогда отчётливо видишь себя в тупике. Неприступная каменная стена. Отчаянно желается дверь, в которую можно шагнуть и идти дальше. Просто дальше. Не стоять на месте и не оглядываться обратно. А идти.
Чем хороши такие книги, что в них дверь рисуется. И открывается. И тебя вместе с героем пронзает странное чувство, когда ты переступаешь порог очередного неведомого. Уходя в Задверье.
Чтобы испытать это чувство, и ищутся такие вот книги.
- Ну? - ворчливо спросил он. - Ты идешь?
Мгновение Ричард смотрел на него с замиранием сердца. Потом кивнул и, не решаясь заговорить, вскочил на ноги.
И они вместе ушли через дыру в стене, ушли назад в темноту и ничего по себе не оставили. Даже двери.
Джонни Депп в "Девятых Вратах" уходит в сияющую арку запретного замка. Главный герой "Чапаева и Пустоты" уезжает на ирреальном броневике вместе с легендарным комдивом во Внутреннюю Монголию, другую, не обозначенную на карте.
Ричард - герой "Задверья" - уходит обратно в "АндаЛандон" (пусть он звучит для меня так =)))).
Все они уходят, оставляя читателя у порога неведомого. Путешествие с горчинкой. Они ушли, а мы остались. Но всё-таки хорошо, что путешествие состоялось. Что путь до порога мы прошли вместе.
В последнее время таких произведений становится всё меньше. Вернее, книг всё больше, но в них почему-то нет того очарования, которое включает краски необыкновенного.
Я подумал, что это неизбежно. Что я просто перешагнул период, когда фэнтази может оживить умирающее в реальности сознание... Но нет, по наводке хорошей знакомой я выкачал и запоем прочёл роман Нила Геймана "Задверье"
Много мыслей
Нельзя сказать, что я не читал подобных произведений раньше. В детстве я буквально провалился в нечто подобное читая повесть Владислава Бахревского "Дядюшка Шорох и Шуршавы". Таинственные существа, живущие в застенье. Поэтому грозный эрл, сокровищницу которого составляют потерянные в Лондонском метро вещи, кажется мне старым знакомым, с которым я уже встречался в образе Бабки-Подберихи, чей чулан также заполняло утерянное. И с крысами подземелий я тоже встречался. В романе Владимира Кантора "Победитель Крыс". Но если там они поработили развалины постсоветского города, то здесь они мудро повелевают миром. Удивления нет, есть трепетное чувство, будто мне снова улыбаются старые знакомые. Нил Гейман словно собрал все литературные кубики, которые мне откровенно нравятся, и выстроил из них причудливое и притягательное здание. Башню. Уходящую вглубь земли.
Доприключенческая часть понравилась мне негероическим героем. Я будто читал ещё одну реинкарнацию "Во власти женщины" Эрленда Лу". Герой оказывается в мягких коготках светской тигрицы, которой нужен удобный аксессуар для полноты жизни. И размеренная колея одиночного странствия героя мигом прерывается ворохом совместных планов. Даже не ворохом, а водоворотом. Затягивающим. Но приятным.
Но к тому времени она уже решила, что он должен - в качестве извинения - купить ей дорогой французский сандвич и стакан несусветно дорогого газированного яблочного напитка. Вот, собственно, как все и началось.
Ему так и не удалось убедить Джессику, что на самом деле он не из тех, кто ходит по художественным галереям.
Джессика - личность из тех, кто ставит диагнозы. И поставленный диагноз оспорить немыслимо, невозможно. Если она решила, что Ричард ходит по художественным выставкам, значит, он будет по ним ходить.
Ричард благоговел перед Джессикой - она была красивой, с ней часто было весело, и она определенно шла наверх. Джессика же видела в Ричарде неисчерпаемый потенциал, который, будучи должным образом развит и направлен подходящей женщиной, сделает его прекрасной принадлежностью семейной жизни. Если бы только он был пособраннее, иногда сетовала она про себя и дарила ему книги с названиями в духе "Одевайтесь для успеха" или "Сто двадцать пять привычек преуспевающего человека" и руководства о том, как вести бизнес наподобие военной кампании, а Ричард всегда благодарил и всегда собирался их прочитать.
В жизни героя появилось течение, которому он не может противиться. Наверное, это заманчивое чувство, когда тебя куда-то тянет, и ты ничего не можешь поделать, но предчувствуешь, что тебя ожидает нечто грандиозное. Потому что течение организует человек с громадными планами и чётко прописанными перспективами. От тебя не требуется ничего. Только быть Правильным. Не противоречить правилам, которые создают течение. Ричард принимает самое мудрое решение. Он ничего не делает, но и не противоречит правилам. Его обязывают прочитать "Инструкцию по технике безопасности", и он... правильно!.. честно собирается её прочитать. И в этом "собирается" прячется волшебство свободы. Ты вне навязываемых правил, но ты им и не противоречишь. От тебя ждут подвига. И ты не отказываешься от него. Напротив, ты готовишься к нему, собираешься его совершить. Зная, что когда-нибудь тебя всё же заставят это сделать. Но отдаляя этот скорбный момент насколько это возможно.
Гарри поставил на место пластмассового тролля, которого взял со стола Ричарда.
- Удивительно, как она еще позволяет тебе в них играть.
- Просто никогда разговор не заходил, - отозвался Ричард, беря в руки одного из троллей - у этого был клок оранжевых волос, а на физиономии несколько недоуменное выражение, будто он сам не знает, как сюда попал.
На самом деле разговор заходил. Но Джессика убедила себя, что Ричардова коллекция троллей просто признак привлекательной эксцентричности, сравнимой с коллекцией ангелов мистера Стоктона. Джессика как раз организовывала передвижную выставку этой коллекции и пришла к выводу, что великие люди всегда что-нибудь собирают.
В вышестоящем отрывке мастерски показано, как уживаются две противоположности. Они принимают данность, но каждый в своём сознании. Они ничего о ней не говорят. Они додумывают недостающее в том ключе, в каком им хочется. И это их спасает! Заговори они о троллях, и их ожидали бы весьма неприятные открытия относительно друг друга. Недоговорки создают иллюзию Понимания. И эта иллюзия скрепляет весь окружающий мир, всех существующих друзей и знакомых.
Но вообще-то Ричард троллей не собирал. Однажды он нашел одного на тротуаре у входа в офис и в тщетной попытке привнести в рабочее пространство толику индивидуальности аккуратно поставил на мониторе. В следующие несколько месяцев появились остальные: подарки коллег, заметивших, что Ричард питает слабость к этим безобразным созданьицам. Неизменно с благодарностью принимая подарки, Ричард расставлял их в стратегических местах по своему столу: вокруг телефонов и фотографии Джессики в рамке.
Это как в анекдоте "- Не знали, что тебе подарить. Купили кружку. Говорят, ты кружки собираешь. - Вообще-то я ещё и деньги собираю". Ты удивляешься бессмысленным подаркам, но не можешь отказаться, ведь там, с другой стороны, в этот подарок вложен огромный смысл (который вредно разрушать недоумением). А потом количество переходит в качество, и подарки образуют вокруг тебя самостоятельный мир - как бы коллекцию, наполняя смыслом бессмысленное сборище, упорядочивая его в общественном сознании.
Джессика как минимум десять раз ему напомнила, что это самый важный день в его жизни. Но, разумеется, не в ее. Такой день настанет, когда - Ричард нисколько в этом не сомневался - ее назначат премьер-министром, королевой или Господом Богом. Но в его жизни сегодня, без сомнения, день самый важный.
Джессика - организатор представлений. В каждое действие ей вкладывается великий смысл. И не дай вам бог хотя бы попытаться этот смысл оспорить.
Но роман не был бы приключенческим романом, если бы герой не добрался до границы. Она не обозначена на картах - граница между реальным и необыкновенным - но она есть! Она падает под ноги, и надо либо перешагнуть через неё... либо не перешагивать, оставаясь в рамках уже привычных правил.
- Она не пьяна. Она ранена. - Он поглядел на свои пальцы. - У нее кровь идет.
Джессика опустила на него нервный и недоумевающий взгляд.
- Мы опоздаем, - подчеркнуто произнесла она.
- Но она же ранена!
Джессика посмотрела на девушку на тротуаре. Приоритеты, Ричард не знает, что такое приоритеты!
- Ричард! Мы опоздаем. Найдется еще кто-нибудь. Ей поможет кто-нибудь другой.
Правила предписывают исключить девушку из привычного мира. Она есть, но её как бы нет. И тогда привычный мир остаётся крепким и несокрушимым. Откажись, и иди дальше. Не твой путь. Твой уже начертила та, кто рядом.
- Ричард Оливер Мейхью, - холодно и внятно произнесла Джессика. - Сейчас же положи это юное создание и пойдем со мной. А не то с сего момента наша помолвка расторгнута. Предупреждаю тебя.
Ричард почувствовал, как его рубашка пропитывается теплой липкой кровью. Иногда просто ничего нельзя поделать.
Он повернулся и пошел той же дорогой, какой они пришли.
Джессика словно вросла в тротуар, глядя, как он уничтожает ее торжественный вечер. Через некоторое время он скрылся из виду, а у нее защипало глаза от слез, и тогда - и только тогда - она громко и внятно произнесла: "Дерьмо!" и что есть силы швырнула сумочку на тротуар, так что из нее выпали и раскатились по асфальту сотовый телефон, помада, ежедневник и десяток тампонов.
А после, поскольку ничего другого ей не оставалось, она все подобрала, сложила назад в сумочку и отправилась в ресторан ждать мистера Стоктона.
Смакуя маленькими глотками белое вино, она пыталась придумать убедительные причины, почему с ней нет жениха, и поймала себя на том, что недоумевает, почему бы просто не объявить, что Ричард умер.
- Это случилось так неожиданно, - мечтательно пробормотала она.
Так и поступила Джессика. Она исключила из привычного мира человека, который выпал из обозначенных ею правил. Это мудро. Отключил человека, и нет ни боли, ни привязанности. "Он умер", - в этом лишь недоумение и лёгкий оттенок жалости.
Ричард исключил не раненую девушку. Он исключил весь привычный мир, позволявший, чтобы в нём существовали раненые девушки. Он перешагнул границу, выпадая из рамок правил. Ещё не покидая исключённый мир, но двигаясь к этому. Быстро и практически неизбежно.
В моей жизни был подобный (хотя бескровный случай). Необычный. Пугающий. Выпадающий из правил. И я отчётливо понял, что не хочу в него впутываться. Что не хочу расставаться с привычным миром. Заметил, но как бы отвернулся. Услышал, но как бы не успел. Предоставил кому-то другому. Ещё не зная о Джессике, полностью повиновался её непреклонному "Найдется еще кто-нибудь. Ему поможет кто-нибудь другой". Только и на Джессику валить нельзя, ведь эти слова включил я сам.
Правда, вспоминая тот случай, я совершенно не жалею, что сделал шаг не навстречу ему, а прочь.
Достав из шкафа старый шарф, Ричард крепко замотал ей плечо и руку: ему совсем не хотелось, чтобы она истекла кровью у него в кровати прежде, чем он сумеет отвезти ее к врачу. Потом он на цыпочках вышел и закрыл за собой дверь. В гостиной Ричард сел на диван перед телевизором и с ужасом спросил себя, во что же это он ввязался.
Кстати, вот реальные чувства человека, впутавшегося в историю. Не гордость собой. Не участие к спасаемому. А опустошённость и внутрення тоска. Ужас, что во что-то ввязался. Молитвенный призыв к тому, чтобы вернулась прежняя безмятежная жизнь.
Мистер Вандермар, прервав свое изучение гостиной, повернулся, и тут Ричард внезапно осознал, что он очень, очень испуган, как маленькая собачка, только что обнаружившая, что существо, которое она приняла за почтальона, на самом деле гигантский питающийся собаками инопланетянин из кинофильмов, которые так не одобряла Джессика. Ричард поймал себя на том, что задается вопросом, не тот ли мистер Вандермар человек, которому обычно говорят: "Не делайте мне больно!", и если да, то бывает ли от этих просьб толк.
А это следующий шаг прозрения. Когда ты выпадаешь из правил и оказываешься в пустоте и одиночестве, то понимаешь, отчётливо чувствуешь, как в каждой клеточке пульсирует слабость. Появилось Нечто - грозное и неумолимое. И ты перед ним - непонимающий и беззащитный. Не герой, а персонаж второго плана, кем-то вытолкнутый на середину сцены, занятой большими величинами.
- Существует два Лондона, молодой человек, - сказал он. - Есть Над-Лондон, там ты жил, и есть Под-Лондон, Подмирье, населенное людьми, провалившимися в трещины мироздания. Теперь ты один из них. Доброй ночи.
Это хорошо читать со стороны. Вот граница. Вот ты на ней. Вот приходит знание, что обратно тебе пересечь её не дадут. А потом спокойно отрываешься от страницы и с блаженством понимаешь, что ужас случился не с тобой. Но в этом блаженном спокойствии в голове пульсируют странные зовущие названия, словно запретные заклинания, которые делают тебя другим: желающим, чтобы подобное случилось и с тобой.
Перевод романа упёрся в развилку. Переводчику требовалось принять сложное решение. Выбор был сделан за смысловой нагрузкой. Символизм раскрыл потайные уровни, игра слов стала Настоящей Игрой.
Но мы потеряли Магию Звука.
Ведь мисс д"Ор звучит глубже, таинственнее, протяжнее, чем резкое и обрывчатое мисс д"Верь. И благозвучное ласкающе-покачивающее "АндаЛандон" становится уродливым "Под-Лондон". И даже название выставки "Энжелс аве Энгланд" мягче понятного "Ангелы над Англией". А сколько вот таких магических напевов из-за моего незнания английского безвозвратно потерялось. Я никогда не почувствую их.
Но и читать на языке оригинала мне не по силам
Он поглядел на нее: маленькое создание, с бледного личика сердечком напряженно смотрят огромные глаза. "Ладно, - сказал он самому себе, - пожалуй, прямо сейчас умереть я не готов".
- Что ж, ничем особенно важным я в данный момент не занят, - сказал он с напускным безразличием, граничащим с истерией. - Почему бы и нет.
Ее лицо преобразилось, бросившись ему на грудь, она крепко его обняла.
- Мы попытаемся вернуть тебя назад, - пообещала она. - Честное слово. Как только найдем то, что я ищу.
Маленький выбор маленького человека по пути к чему-то грандиозному. Именно так становятся Героем. Первый шаг важен именно выбором направления. Следующие шаги, какими бы ошибочными они ни были, будут по дороге, выбранной правильно.
Решение и мягкая улыбка... И ожидание чего-то... Ожидание хорошего.
С верхней ступеньки д'Верь смотрела на него с ужасом, но вдруг не выдержала и расхохоталась. Пожав плечами, он приподнял воображаемый белый шелковый цилиндр, изобразил, что подбрасывает его в воздух, ловит и снова водружает на голову.
- Олух, - улыбнулась д'Верь.
Вместо ответа Ричард вернулся, схватил ее за руку и продолжал танцевать вверх-вниз по лестнице. После секундной заминки д'Верь к нему присоединилась. Танцевала она гораздо лучше Ричарда. На последней ступеньке они, усталые, задыхаясь от безудержного смеха, упали друг другу в объятия.
Ричард чувствовал, как мир вокруг него завертелся каруселью.
Мне кажется, что люди сближаются именно тогда, когда ведут себя перед другим неправильно. Разрешают показать, что они могут быть выше правил. Встать на руки. Перекувыркнуться. Станцевать на лестнице, напевая, пусть даже фальшиво, отрывок мюзикла. Они разрешили себе быть неправильными и отважились выставить это на обозрение другого.
Конечно, если неправильное поведение не причиняет другому боль.
Но если не причиняет, тогда и происходит истинное сближение. Сквозь контуры привычного мира они рисуют другой мир - необыкновенный, где они тоже - необыкновенные. Пусть со стороны это выглядит смешным. Но истинное сближение в шаге не от великого до смешного, а от смешного до великого. Пусть даже только для двоих.
- Послушайте, - еще больше понизил голос Ричард, - нельзя же отказать ангелу, особенно в вашем положении, вы же священнослужитель… Почему бы нам не опустить испытание? Если вы сейчас отдадите ключ, я скажу, что вы все сделали как надо.
Настоятель начал подниматься на мост, в конце которого его ждала распахнутая дверь. Пригнувшись, Ричард следом за монахами шагнул внутрь. Иногда просто ничего не поделаешь.
Вот иллюстрация правил привычного мира. Все великие ритуалы, в которых сквозила мистика, давно утратили тайну именно из-за цепочки компромиссов. Всё сделано не так, как задумано. А с допусками. Взрослые люди не тратят времени на ерунду, они получают необходимое в максимально короткое время и с минимальными затратами. Но, быть может, именно тогда они утрачивают вкус к детским тайнам.
Я не буду описывать все приключения героя. Ведь это не интересно. Интереснее читать, чувствуя каждый его шаг, каждое его решение. Его желание - вернуться. Оно исполняется, когда все испытания позади.
Его вещи так и лежали нетронутые в упаковочных картонных коробках посреди гостиной.
Он не включал телевизор. Возвращался вечером домой и ужинал, не замечая, что ест. Потом стоял у окна, глядя на Лондон, на машины, на крыши и фонари, а сумерки сменялись ночью, и весь город озаряли разноцветные огни. Наконец он неохотно раздевался, забирался под одеяло и засыпал.
"Нет ничего хуже исполнившейся мечты", - слова людей, которые изменились в процессе её исполнения. Желание сбылось, только его загадывал другой человек. Тот, что раньше. А тому, который сейчас, оно уже не может принести счастье.
И автор рисует картинку линии жизни, втискивая бесконечность в несколько абзацев.
Сначала они посмотрели фильм на огромном экране "Одеона" на Лейчестер-сквер. Хороший малый в конце концов победил, а по ходу дела было полно взрывов и летали всякие предметы. Сильвия решила, что девушка из Компьютерной Службы должна сидеть рядом с Ричардом, поскольку, как объяснила она, девушка в этой компании новенькая и еще мало кого знает.
После сеанса они прогулялись до Олд-Комптон-стрит на краю Сохо, где бок о бок к взаимной выгоде сосуществовали элегантность и дешевый шик, и поужинали они в "Ла реаш", где набили желудки кускусом и крохотными экзотическими закусками, тарелками с которыми оказался заставлен не только их стол, но и соседний незанятый. Оттуда они пошли в один симпатичный паб, который знала Сильвия, на Бервик-стрит, там выпили и поболтали.
Новая девушка из Компьютерной Службы все больше улыбалась Ричарду, а ему было решительно нечего ей сказать. Он купил выпивку на всех, и девушка из Компьютерной Службы помогла ему донести бокалы и кружки до их столика. Гарри ушел в уборную, девушка из Компьютерной Службы пересела на его место, поближе к Ричарду. В голове у него гудело от звона стаканов и рева музыкального автомата, запаха пива, пролитого "бакарди" и сигаретного дыма. Он попытался слушать разговоры, которые велись за столом, но обнаружил, что уже не в состоянии сосредоточиться на сказанном и вообще то немногое, что ему удалось понять, его совершенно не интересует.
Тут до него дошло так же ясно, как если бы он увидел это на большом экране "Одеона" на Лейчестер-сквер: перед ним предстала вся его дальнейшая жизнь. Сегодня он отправится домой с девушкой из Компьютерной Службы, они займутся любовью, а завтра, поскольку будет суббота, утро проведут в постели. А потом он встанет, и они вместе распакуют его вещи и разложат их по местам. Через год он женится на девушке из Компьютерной Службы, получит новое повышение, у них родится двое детей, мальчик и девочка, и они переедут в пригород, в Харроу или в Кройдон, в Хэмпстед или даже в отдаленный Ридинг.
Это будет неплохая жизнь, это он тоже понимал. Но иногда просто ничего нельзя поделать.
Это всё! И для этого не надо идти к гадалке. Предсказуемость необходима. Она даёт исполняться наиболее безопасным вариантам при выборе пути. Иначе люди не бегали бы к гадалкам и не читали гороскопы.
Но полная предсказуемость пугает. Даже если будущее представляет собой полный стол, в центре которого шикарный торт, сознание тревожно пульсирует, намекая, что есть блюда, которые на этом столе отсутствуют. И именно эти блюда вдруг кажутся самыми желанными. Когда стола нет, то хочется увидеть его, дотянуться, завладеть. А потом, когда он в полном твоём распоряжении, хочется чего-то ещё. Отчаянно. До дрожи в сердце.
Они как раз дошли до Уиндмилл-стрит, и, перейдя на противоположную сторону, Ричард застыл перед витриной магазинчика антикварных журналов, рассматривая выставленные там фотографии забытых кинозвезд, плакаты, журналы и комиксы. Глядеть на них - словно мельком бросить взгляд в мир приключений и фантазий. "Это неправда. Это вымышленный мир", - сказал он самому себе.
Пройдя путь, смотришь на мир иначе. И, оглядываясь, видишь иллюзии именно иллюзиями. Потому что опыт получен в чём-то по-настоящему серьёзном.
Вы когда-нибудь получали все, чего хотели в жизни? А потом до вас доходило, что хотите вы совсем не этого?
- Не могу сказать, что получала, - ответила она, протирая сонные глаза.
- Я думал, что хочу вот этого, - продолжал Ричард. - Что хочу нормальную комфортную жизнь. Ну да, вы скажете, я спятил. Может, я и вправду спятил. Но если это все, что есть в жизни, я не хочу быть в здравом уме. Понимаете?
Вот думаю, в какой момент упираешься в тупик. Когда всё хорошо. Когда всё путём. Когда всё достижимо. И вдруг хочется чего-то ещё. И тогда отчётливо видишь себя в тупике. Неприступная каменная стена. Отчаянно желается дверь, в которую можно шагнуть и идти дальше. Просто дальше. Не стоять на месте и не оглядываться обратно. А идти.
Чем хороши такие книги, что в них дверь рисуется. И открывается. И тебя вместе с героем пронзает странное чувство, когда ты переступаешь порог очередного неведомого. Уходя в Задверье.
Чтобы испытать это чувство, и ищутся такие вот книги.
- Ну? - ворчливо спросил он. - Ты идешь?
Мгновение Ричард смотрел на него с замиранием сердца. Потом кивнул и, не решаясь заговорить, вскочил на ноги.
И они вместе ушли через дыру в стене, ушли назад в темноту и ничего по себе не оставили. Даже двери.
Джонни Депп в "Девятых Вратах" уходит в сияющую арку запретного замка. Главный герой "Чапаева и Пустоты" уезжает на ирреальном броневике вместе с легендарным комдивом во Внутреннюю Монголию, другую, не обозначенную на карте.
Ричард - герой "Задверья" - уходит обратно в "АндаЛандон" (пусть он звучит для меня так =)))).
Все они уходят, оставляя читателя у порога неведомого. Путешествие с горчинкой. Они ушли, а мы остались. Но всё-таки хорошо, что путешествие состоялось. Что путь до порога мы прошли вместе.
@музыка: Superlove - I Wanna Stop (Extended Version)
@настроение: хорошее