[Castles-n-Cats]

"Мы даже не представляем, сколько на свете людей, в ком можно пробудить рыцарей"
(с) Владимир Кантор "Победитель крыс"

Что-то я пока о котах не сказал ни единого слова. И очень напрасно. Поэтому вводим в мир замков и башен таких симпатичных мне хвостатых пушистиков.

Победитель крыс

Такой роман сейчас не напишут. Он устарел морально и материально. Он - мир, который мог бы получиться, но, к счастью, не получился. Или к сожалению. К сожалению, потому что что в финале вечную угрюмость сменяет алая заря какого-то нового, счастливого утра.
Есть ли счастливое утра для мира, который получился? Нашего, реального мира. Или Сумерки будут вечны?

Сейчас так уже не сочиняют. Время рваных коротких фраз, насыщенных максимумом информативности, пришло на смену многостраничных усыпляющих объяснялочек. Неподготовленному трудно прорываться сквозь обилие справочной инфы, вплетённое в прямую речь. Или принимать, что персонажи пытаются говорить языком Пушкина или Высоцкого.
Не бывает таких персонажей в наши времена.
Но мне они нравятся именно из-за НЕДОгероистости. Сейчас всё проще. Либо ты победитель, подмявший мир пьедесталом, на котором красуешься в лавровом венке в обнимку с "Мисс Вселенная". Либо на тебе табличка "Лох" и тебя ставят в пример малым и неразумным: "Вот, дети, никогда не будьте такими, как он".
А мне интересно наблюдать процесс, описывающий - какие первые шаги выводят ничем ни примечательного, можно сказать никчёмного человека на дорогу, где он может стать героем.
Заметьте, не становится, а может стать. Может и не стать, конечно. Но это уже другой вопрос. Вот в этой главе нет ничего ничего, кроме страхов и сомнений. А в следующей - рыцарский потенциал включился. Вернее, начал включаться.
Один и тот же человек, но чуть изменившийся. Как заполучить это "чуть"? Мне кажется, что роман Владимира Кантора "Победитель крыс" как раз даёт на это ответ.

Мне нравится узнаваемость мира. Вдоволь попутешествовав по страницам Средиземья и Земноморья, иногда так хочется обнаружить кусочек ирреальной фэнтази в рамках нашего мира. Ведь не секрет, что многим приятно коснуться двери знаменитой квартиры, где проходил бал Воланда, или пройтись по улицам, описанным в "Дозорах".
В "Победителе Крыс" нет конкретного города. Таким городом может оказаться любой областной центр России или даже крупный районный. Всё зыбко и неконкретно, но очень и очень узнаваемо.
Это и притягательно для меня.
Обычный мир. Наш мир. Но захваченный злой сказкой.
И в душе просыпается детская воинственность, когда так легко почувствовать себя командиром непобедимой армии. Когда ты - отважный воин, смелый разведчик, коварный партизан. Просыпается пульсация подвига. Близкого-близкого. Не надо ехать за тридевять земель или лететь на край вселенной. Зайди в соседний двор и окунись в сказку. Сними очки реальности, и увидишь, что кое-кто из людей вовсе не те, чем кажутся.
Вокруг обычная жизнь. Только ты сам - необычный. В тебе тайна. В тебе та самая внутренняя возможность скказочного подвига. Поскольку декорации привычного мира не отвергают ирреальность, а служат её подтверждением.
Ты - не прохожий, бесцельно шатающийся по городу. Ты - лазутчик в стане врага, Фродо у ворот Мордора. Тебе не нужен верный конь - сгодится и троллейбус. Тебе не требуется эльфиский меч - магазин хозтоваров хранит целый арсенал. Ты зашёл не в занюханную забегаловку. Это не просто место приёма пищи. Это место встречи, которое изменить нельзя. Убогость обстановки, которая так раздражает в реале, здесь служит обрамлением творящейся сказки. Как же не поверить, что и в реале возможно всё, о чём рассказывает книга?!

Наш мир представлен в виде мрачной антиутопии. Мы видим, что описывается недалёкое будущее (или скорее уже несостоявшееся будущее), потому что перед нами полный набор частичек привычного мира: железная дорога, столовая, троллейбус. Этот мир не успел создать супермаркеты, филиалы коммерческих банков, киоски по продаже "Кока-Колы" и "Сникерсов". Здесь ещё нет мобил и мп3-плейерков. Это Россия начала 90-х, оккупированная крысами. Но для героя-то тут вовсе не прошлое, а будущее. Как Марти МакФлаю во второй части "Back to the Future", герою суждено поменять мир, и поменять кардинально.
В этом мире властвуют крысы, а люди на вторых ролях, ведь кто-то должен и работать. Крысы истребили лишь тех, кто мог им противостоять - Настоящих Котов. Лишь несколько смельчаков кошачьего племени затаилось в серой толпе, представляя хоть и невеликую, но угрозу для крыс, воцарившихся над миром.
По Желязны все возможные миры - всего лишь более или менее удачные отражения Янтарного Королевства. По Кантору все жители предлагаемого им мира - более или менее удачные отражения какого-то древнего изначального Александра, вобравшего в себя достоинства, как Пушкина, так и Македонского.
Все в этом мире Александры. Кроме Бориса. Единственного, кого магия имени не связывает цепями непротивления. Единственного, имеющего права на поступок, который может изменить мир. Борис может изменить мир, но не знает, как это сделать. А в самом начале сюжета - ещё и не обладает внутренней возможностью совершения поступка.
Он должен пройти путь по широким и узким улочкам города, которого уже никогда не будет. Проехаться на банальном троллейбусе. Отметиться в занюханной столовой. Влюбиться. И отказаться от любви. Отбросить чувства, сжечь их, чтобы они потом возродились, как Феникс.

Мне кажется, что на сюжет легла тень ещё одного Александра. Александра Дюма, когда-то написавшего "Три мушкетёра". Потому что в образовавшейся команде "героев" есть нечто такое, мушкетёрское. Было бы несправедливо сказать, что герои списаны оттуда. Но в Настоящем Коте для меня проглянули чёрточки мудрого и трагичного Атоса, а в Борисе угадывается д"Артаньян, только ещё не научившийся смелости. Саня же представляет собой спившегося мушкетёра, верящего в лозунг "Один за всех и все за одного", но сломавшегося от невозможности воплощения его в реальной жизни. Итак, мушкетёры набраны. А где же тогда гвардейцы? Это и есть полчища крыс. И стычки котов с крысами напоминают лихие схватки королевского и кардинальского отрядов, хоть вместо изящных шпаг оружием выступают мечи и даже грубые топоры.

Мне нравится и символизм. Неглубокий. Примитивный. Но это ступенька для понимания тех символов, что встретятся в иных книгах, авторы которых запрятывают смысл куда глубже. Огонь, Вода и Медные трубы предстают перед Борисом пламенем дракона, затопленным рвом и трубой, уходящей в окно Мудреца. Того, кто и должен объяснить Борису смысл его миссии.
Ценители драконов обнаружат в этом, почти привычном мире своих любимцев. Только не в роли гордых и мудрых существ. Или вселенского зла. Или хранителя сокровищ и похищенной принцессы. Или древнего властелина. Драконы здесь - такая же частичка обыденного мира. Зловещая, но вполне понятная.

"Также тебе надо знать, что на двадцать электричек совсем обычных бывает одна необычная. Вместо электрички крысы пускают Дракона. Но узнают об этом пассажиры слишком поздно. Тут я тебе могу подсказать. Если ты увидишь вдали красный свет, то знай - это Дракон, и свет этот не свет, а пламя, им изрыгаемое. Если желтый, то можешь смело садиться. Ну а если ты зазеваешься и света не увидишь, то остается тебе положиться лишь на свое везение".

Теперь я, ожидая электричку, куда внимательнее всматриваюсь в дальний свет
Кроме того представленный мир - прекрасная иллюстрация Оборотничества.

"Черная кошка в Старуху и превратилась, длинную, тощую, одетую в черное платье и черный платок, из-под которого вылезали белые лохмы волос, с сухой и, похоже, шуршащей как бумага кожей. Два жеманных котика оказались совсем не котами. Один - молодым, чешуйчатым драконом, с треугольной мордой, похожий на варана; из пасти у него валил дым, а минутами высвечивалось пламя, когда он тяжело вздыхал. Другой, напротив, был вылитый водяной, как его рисуют в сказочных книжках: с густыми перепутанными волосами, рожками, вылезавшими из-под волос, и весь в зеленой тине, с одежды его капала на пол вода. Собеседницами у них были две юные не то водяницы, не то русалки, и тоже все в тине, застрявшей и облепившей их длинные волосы. В зале запахло разогретым летним болотом. Коты, похожие на леших, лешими и оказались, - лохматыми; седыми, рогатыми, с большими когтистыми лапами. Они тут же затянули песню "Светит месяц, светит ясный", а один из них, не переставая, бормотал одну и ту же фразу: "Отчего я сед? Оттого, что чертов дед". Среди них затерялись двое вполне симпатичных, маленьких домовых, с почти человеческим обликом, только лица у них были покрыты белой шерстью. Девицы за этим столиком были все сплошь почему-то зеленого цвета и различались только своей стрижкой: были с косами, были лохматые, а были даже с коротким ежиком; очевидно, их-то Алек и назвал кикиморами, ведьмами и марухами".

Прямо целая энциклопедия нечистой силы, собранная в одном месте. Можно было бы назвать этот мир "Заповедник сказок", если бы автор не рисовал нам чёрными тонами сказку угрюмую и злую. Здесь все заняты не своими делами. И от этого по миру ползёт волна бессмысленности, неустроенности. И это, пожалуй, очень важный фактор отличия данного мира, от нашего, где любому событию стараются придать смысл.
Карта показывает нам, сколь трудным был путь Бориса к Мудрецу, и сколько опасностей ему пришлось преодолеть в этом мире, так похожем на наш. Но всё же чуточку непохожим. И когда закрываешь последнюю страницу, то чувствуешь радость от того, что описанное мрачное будущее так и не состоялось.

Конечно, картой Средиземья это не назовёшь, но данный мир лучшего не заслуживает

Из книги мне обязательно хочется вынести что-то идейное. Там я поймал то, что современным языком называется "Подмена понятий". Борис прошёл путь до Мудреца, чтобы узнать, как изменить мир. Но мир, не желающий меняться, легко сделал Бориса триумфатором просто за то, что он сумел добраться до Мудреца. Мир, не желающий меняться, щедро наградил Бориса и славой, и почестями, и любовью. Только бы он остановился, не пошёл дальше, не открыл дверцу, ведущую к необратимости.
Мне кажется, многие из нас, когда дорвутся до славы, остановятся. И вся энергия, бьющая в душе, уйдёт на отчаянное удержание доставшегося триумфа. А смелости на то, чтобы сделать шаг прочь от него, шаг на дорогу, снова уводящую в неизвестность, уже не останется.
Так поступят многие.
Но, наверное, большего уважения всё-таки достойны не те, кто летит на крыльях славы, а те, кто умеет лететь впереди славы, не обременённый её приятной тяжестью. Лёгкие и по-прежнему свободные. Готовые на очередной подвиг, несущий очередную славу, которую тоже надо суметь обогнать.