d'Azay-le-Rideau
| Даже если бы он не считался одним из известнейших замков, я бы всё равно к нему стремился. Он мне глянулся сразу. Такая вот любовь с первого взгляда. Он мне напоминает сундучок. Не громоздкий сундучище, куда обычно складывают давно ненужные вещи. Не исцарапанный пиратский сундук с картами и пиастрами. Даже не то вместилище сокровищ, в котором хранятся зарытые клады. Нет-нет, я считаю его чем-то вроде шкатулки. Ценной самой по себе, а не тем, что в ней спрятано. Шкатулочка эта, словно в дальней комнате, затеряна в тенистом парке. Редкие лучи солнца пронзают густую листву, но там, вдалеке, уже сияет он - Замок. Ещё не весь. Ещё только отдельные его фрагменты. Но уже издали видно - насколько он сказочен и красив. |
| Из замка мир видится сквозь решётку. Только изящную, изгибистую, фигурную. В отличие от решёток темниц замковые выполняют обратную роль. Они словно часовые, молчаливо охраняющие тихую сказку этого небольшого замка от суровых ветров перемен реального мира. Этой сказке перемены не нужны. Напротив, весело прокатившись по гребням волн, взбитых ветрами перемен, хорошо на несколько часов погрузиться в сонный уют этого затившегося волшебства, где даже лучи солнца приобретают какой-то мягкий и ласкающе прохладный свет. Древние стёкла чуть искажают картину заоконной реальности. Но разве каждый из нас не смотрит на внешний мир через какие-то, видимые лишь ему, искажения? |
| Великолепие замка не только в убранстве его комнат, но и в мелочах. Я долго стоял перед вот этим набором. Вроде ничего особенного: фужеры и пара графинов, заправленные в изгибистую подставку. Но в игре бликов подставка куда-то пропадает. Не видится. И кажется, что фужеры живут сами по себе - особенной, летучей жизнью. А графины их охраняют, зорко следя, чтобы полёт не оборвался в пропасть. Как в повести Сэллинджера. Маленькие фужеры играют в свои непонятные стеклянные игры. А графины замерли над пропастью и ловят их, когда те приближаются к опасному краю. |
| Есть в замке огромные залы, потолки которых подпирают массивными деревянными брусьями. Стены увешаны безразмерными гобеленами. И на этом просторе теряются предметы мебели. Диваны с красной обивкой растворяются на фоне стен. А коричневые шкафы превращаются в небрежно брошенные кубики. Но есть и небольшие уютные комнатки. Хоть потолки такие же высоченные, в этих апартаментах чувствуешь себя комфортно. Представляешь, как по вечерам тут пылает камин, от которого струится волнительное тепло. Под тобой тихонько поскрипывает кресло. На древнем столе неоконченная игра. А за окном мягко колышутся сумерки. |
| На рекламных плакатах озерцо, окружающее замок, по-праздничному вычищено. И ничто не мешает любоваться как самим замком, так и его блистательным отражением. Суровость буден в том, что квартиру заполняет пыль, а озеро зарастает ряской. И отражение лишь проглядывает в небольших прогалинах - окнах в зеркальный мир, где свиду точно такой же d'Azay-le-Rideau, но уже не французский. Тот d'Azay-le-Rideau принадлежит глубинному владыке, и в то царство хода мне нет. Люди стареют и утрачивают привлекательность. С замками всё обстоит наоборот. Их первая жизнь чаще всего проходит в угрюмом неотделанном обличьи, где превалируют защитные функции. Таким он был в 1119 году, когда наиболее влиятельный из местных помещиков Ридель д’Азей дал замку своё имя. Стены проламываются, башни падают. Разрушение первого замка случилось в 1418 году, когда королевские войска в отместку за обиду, нанесённую владельцем замка будущему королю, перебили гарнизон и сожгли населённые пункты в округе. Но на обломках, как феникс из пепла, возникает иной замок. Уже не столь страшный, а местами даже отмеченный изяществом. Снова ему судьба гореть и разрушаться. И снова расти, протягивая к небу новые, свежепостроенные башни, для которых уже не жаль отделки. Тот вид, в котором он предстаёт перед нами сейчас, начал складываться в 1518 году. Были убраны останки старой крепости, местность осушили и привезли каменные блоки из белого песчанника. Поэтому в солнечные дни, когда светило лучится особенно ярко, кажется, что замок сложили из кусочков рафинада. Каждая реконструкция словно прикосновение ювелира к необработанному камню. Она производит огранку, совершенствует шлифовку. И перед взорами, наконец, появляется настоящая драгоценность. |
| Тем не менее - вот он во всём великолепии. День был солнечным и ярким. И мне не приходится использовать жёлтые и розовые фильтры, как на фирменных фотографиях, чтобы скрасить затянувшую небеса пасмурность. Такой вот он и есть - шкатулка из сказки, плывущая по озёрной глади. Уже не суровая готика. Ещё не пышный ренессанс. Переходный период, нахватавший и от уходящего прошлого, и от стремительно наплывающего будущего. 15-й век - поворотная точка в судьбе замка. Он перестаёт быть крепостью и превращается в загородную резиденцию. |
| Шпиль одного из строений ограды, опоясывающей парк, где притаился замок. Сейчас так уже не делают - с золочением, с десятком мелких деталей. Такие "излишества" и учат присматриваться к миру. Видеть не общую картину, а различать мелочи, из которых сложено эпическое полотно. А научившись различать мелочи - неважно, в природе ли, в архитектуре - как-то незаметно начинаешь различать их и в человеческих отношениях. Всё в мире выстроено на мелочах, и те, кто умеет понимать их значение, могут добиться гораздо большего, чем те, кому лениво их замечать.
|