длинная рецензия
"28. Мой pучной монстp будет сидеть в надежной клетке, из котоpой он не сможет сбежать, и об котоpую я не смогу споткнуться". (с) Peter Anspach "Evil Overlord List"
Читал ли я раньше что-то подобное? Признаюсь, да. "Корпорация М.И.Ф." от Роберта Асприна предлагала ровно такую же отправную точку: Скив - начинающий ученик чародея и Ааз - могучий демон, заклинанием погибшего волшебника удерживаемый в этом мире. Две противоположности, которым надлежит заключить союз. И союз этот перерастёт в крепкую дружбу, которой хватит более чем на десяток томов. Но с развитием сюжета Скив растёт, и приключения сходят на нет, потому что Скив, который всё знает и всё умеет, менее интересен, чем Скив, хватающийся за любую соломинку, но при этом командующий странной компанией, собранной с различных миров.
Приключения заканчиваются, и становится пустовато. Хочется ещё раз увидеть того - маленького - Скива. Или кого-нибудь, похожего на него. Где сейчас Роберт Асприн? Какие пески времени его занесли?
К счастью в мир фэнтази врывается Джонатан Страуд... И перед нами практически изначальная ситуация. Не копирующая "Корпорацию", но предлагающая схожую атмосферу, где две противоположности вынуждены искать компромиссы в общении друг с другом. На одной стороне ученик волшебника Натаниэль. На другой - джинн Бартимеус, вызванный Натаниэлем для хитрой операции, которую не провернул бы и куда более опытный волшебник. Натаниэль - маленький взрослый. Мальчишка, замкнувшийся в одиночестве и черпающий могучие знания из древних книг. Он ненавидит наставника, который предал его. Он ненавидит сильных мира сего, которые не упустили случая его унизить. Тёплые чувства он испытывает разве что к жене наставника, да к учительнице, которую уволили, когда она осмелилась защищать Натаниэля в трудной ситуации. Бартимеус предстаёт нам могущественным созданием. По крайней мере, если верить ему самому. Однако критический взгляд читателя помнит, что Натаниэль не собирался вызывать слишком могучее существо, которое он не смог бы подчинить. Да и отточенный циничный разум главного врага Натаниэля - Саймона Лавлейса - позже оценит Бартимеуса вовсе не в хвалебном ключе. Но читателю будет уже всё равно. Ведь Бартимеус обладает одним очень важным достоинством - умением взглянуть на ситуацию если не в весёлом, то хотя бы в смешном свете. Бартимеус - большой ребёнок. Несмотря на солидный пятитысячный возраст, ему до сих пор всё интересно, всё забавно. До всего ему есть дело, и любому встречному он готов нарисовать убийственный психологический портрет. Думаю, это очень верное решение. Только так можно принять Вечность. Только так можно день ото дня сохранять яркое восприятие мира, куда тебя забрасывает судьба, а не превращаться в подобие Древней Морлы из "Бесконечной Истории". Есть ли общий знаменатель у этой парочки? На мой взгляд, это честолюбие. Оно ещё не отравило Натаниэля, но проявляется, растёт, развивается. "Почти впервые на его памяти Натаниэль встретил предложение своего наставника с истинным энтузиазмом. Парламент! Премьер-министр!" - это о предстоящей поездке, где им суждено побывать в обществе сильных сего мира. Это выражается и в презрительном отношении к тем, кто не относится к обществу волшебников. Бартимеус не раз и не два ехидно проедется по честолюбию волшебников, но сам он заражён им не в меньшей форме. Вот только она придаёт его образу живость. Тот необходимый недостаток, вызывающий улыбку и постепенно превращающийся в искреннюю симпатию. |
Кто он, Бартимеус? Где его место в иерархии джиннов? Вот как он сам предпочитает себя подавать:
"Величайшую из армий такого рода собрал фараон Тутмос III в 1478 году до Рождества Христова. В ее состав входил легион афритов и разношерстная группа высших джиннов, наиболее выдающимся из которых был… Нет, скромность мешает мне продолжать".
Однако, мы можем взглянуть не через монокль, а через стереоочки, добавив сюда мнение Лавлейса - волшебника, наделённого прагматизмом до уровня циничности и дающего острые и верные оценки:
"Я знаю, кто совершил налет. Некий Бартимеус. Джинн среднего уровня, выдающейся наглости и ограниченных умственных способностей. В общем, ничего примечательного. Его мог бы вызвать любой недоумок".
Но, честно говоря, это ничуть не умаляет уже сложившуюся симпатию к Бартимеусу. В течение всей жизни мы всегда выбираем, кому станем верить сегодня. Чьими словами нам будет рисоваться картина мира этого дня. И в данном случае, принимая мнение Лавлейса к сведению, всё-таки решаешь, что спорить с Бартимеусом не стоит. Его честолюбие - стержень, на котором вертится характер данного джинна. Его честолюбие - краски, которые превращают чёрно-белый мир в радугу.
Действие разворачивается в Лондоне.
Ощущения Англии можно передать по-разному. Большинство писателей вешает табличку "Лондон" и успокаивается: кому надо, пейзажи и антуражи домыслит сам. Более тщательные авторы начинают копаться в деталях, представляя нам архитектурные детали здания Парламента или наполняя текст многостраничными описаниями животного мира Темзы так, что этому позавидовал бы не только Фенимор Купер, но и Пришвин с Паустовским.
Джонатан Страуд идёт другим путём. Он придаёт атмосферу Англии исконной чёрточкой британского бюрократизма - примечаниями. Мне повезло, и в своё время я прочитал необычную книгу "Да, господин министр", богато иллюстрированную образцами документов и резолюциями на них. Вот эти рукописные примечания вкупе с официальным текстом документа создавали убойный коктейль, который запоминался надолго. В рукописных строчках не только сквозил характер чиновника, они оттеняли содержание документа, раскрывали смысл, а то и вывёртывали его наизнанку. Они служили специями, с которыми любое пресное блюдо кажется изумительным.
Отличительная чёрточка в данной книге вложена в уста джинна. Поэтому большинством ситуаций мы можем любоваться двухсерийно. Сначала прочитав описательный текст, а потом - комментарий Бартимеуса.
"На меня усадьба особого впечатления не произвела. После того как поучаствуешь в возведении нескольких самых величественных зданий мира и сумеешь дать архитекторам несколько полезных советов, [Примечание: Правда, их не всегда принимали. Взгляните хоть на Пизанскую башню.] уже не станешь восхищенно присвистывать при виде второразрядного викторианского поместья, стилизованного под готику. Ну, вы наверняка знаете такие постройки: куча всяких завитушек, украшений и башенок. [Примечание: Что, не получается представить? Ну, я просто не хотел надолго прерывать свое повествование]".
Удачной неожиданностью, выгодно отличающей сюжет, являются так называемые "планы". Об этом лучше скажет сам Бартимеус: "[Примечание: У меня имеется доступ на семь сосуществующих планов бытия. Они частично перекрывают друг друга, будто слои помявшегося венского торта. Семи планов кому угодно хватит за глаза и за уши. Те, кто действует на большем количестве, просто выделываются.]".
Поэтому мы можем глазами Бартемеуса наблюдать мир многослойным, по ТвинПиксовскому принципу "Совы - не то, чем они кажутся". Кому этого мало, тому падает замануха, что легендарные сапоги-скороходы работают на джиннах, прячущихся на (гипотетическом) восьмом плане. Слово взято в скобочки лишь потому, что Бартимеусу, видимо, не хватает способностей самому сунуться на восьмой план и проверить.
Перед нами Лондон, населённый волшебниками. Лондон, в котором мог бы жить Гарри Поттер. Но этот Лондон без Хогвартса. В этом Лондоне нет друзей по факультету и команд по квиддичу. Любому волшебнику с малолетства прививают крайне рациональную мысль, что в этом мире каждый сам по себе. И это не тот Лондон, где МагоМир скрыт от обычных людей. В Лондоне Джонатана Страуда маги властвуют над магглами.
"Теперь их машина еле ползла. Натаниэль заметил, что на тротуаре стоят группки зрителей и молча смотрят на проезжающие автомобили. Насколько он мог судить, настроены эти люди были мрачно, если не сказать враждебно. Большинство из них выглядели худыми и осунувшимися. На некотором расстоянии от них стояли рослые мужчины в серых мундирах и внимательно наблюдали за толпой. Все они, и полицейские, и простолюдины, явно страдали от холода.
А Натаниэль сидел в машине, в уюте и тепле; и постепенно в душе его начало подниматься самодовольство. Он был частью существующего порядка вещей. Он наконец-то ехал в Парламент".
Нам представят частички головоломки, которую можно сложить в картину действий маггловского Сопротивления. Правда, по небольшим эпизодам трудно понять и саму структуру Сопротивления, и причины, по которым на его членов не действует магия. Впрочем, "Амулет Самарканда" более интересен тем, что Бартимеус и Натаниэль предстают перед нами впервые. И заманчиво изучать их характеры, не слишком отвлекаясь на дальние горизонты.
Автор постоянно ставит мальчишку и джинна на разные часы весов. Но, быть может, только лишь потому, чтобы показать равновесие меж этими чашами. Возьмём облик Бартимеуса, в котором он любил представать перед Натаниэлем. "Потому я превратился в мальчика, которого некогда знавал и даже любил". Правда, тут же приводятся причины, почему Бартимеус поступил именно так: "Я прикинул, что лучше всего будет принять обличье мальчишки примерно одних лет с Натаниэлем, чтобы тут же разбудить в нем чувство соперничества. Нет проблем. Птолемею, когда мы с ним общались теснее всего, было четырнадцать. Значит, пусть будет Птолемей". И хоть Бартимеус время от времени напоминает правила Вечности: "[...наша верность стала временной и изменчивой. А дружба - это в основном вопрос стратегии]", разве не те же самые правила действуют в среде волшебников, где живёт Натаниэль?
И разве читателю не захочется, чтобы кто-то из них поступил против правил?
Пока это вовсе не друзья, а антагонисты. Натаниэль относится к джинну, как к рабу, а Бартимеус терпеливо ищет способы, чтобы сбросить путы и показательно наказать мальчишку. Однако, перед нами игра "Кто кого?" ("У него шесть лет опыта, у меня - пять тысяч десять. Вы просто не поверите, каких результатов можно добиться при таком раскладе").
А мягкость преподнесения характеров (все эти лирические нотки) дарит предчувствие, что "победит дружба".
Сюжет, конечно, лучше не пересказывать, а читать самостоятельно. Добавлю лишь, что название выбрано очень хорошо. Пусть о самом Амулете Самарканда мы мало что узнаем и поймём даже к финалу, но этот артефакт - связующая нить всего сюжета, цепочка, в каждом звене которой мы можем найти его участие.
Сначала вызванный Бартимеус похищает Амулет для Натаниэля, которого ведёт уязвлённое самолюбие. Но после того, как артефакт спрятан в хранилище Андервуда - недостойного наставника Натаниэля, начинают задействоваться иные сферы. Выясняется, что Амулет, похищенный у Саймона Лавлейса, этому Лавлейсу чертовски необходим. Все охранные силы МагоМира задействованы в розыске пропажи.
Это мало заботит Натаниэля. Предвкушая, как Лавлейс взбесился от кражи, он ведёт план на уровень выше, готовя низвержение могущественного противника. Но для этого надо во всех деталях знать, для каких целей планировалось использование Амулета. Потом ловкий мальчишка намеревается подкинуть Амулет обратно и сдать Лавлейса вместе с запретным достоянием. Ведь до того, как Бартимеус похитил Амулет, артефакт этот был доставлен Лавлейсу из правительственного хранилища, защитник которого поплатился жизнью.
Скованный узами Бартимеус вызнаёт имя Натаниэля, и тот теряет над ним власть. Но тут вступает в дело не мощь магии, а хитроумие. Если Бартимеус не подчинится, гнить ему в жестянке на дне Темзы. Не хуже Шерлока Холмса Бартимеус втирается в доверие служащему магазина магических предметов... и оказывается в Тауэре. Даже хуже - в энергетическом шаре, который, сжимаясь, несёт смерть с великими мучениями.
От гибели джинна избавляет (удивительно, но факт) Саймон Лавлейс. Заинтересованный деяниями Бартимеуса, Лавлейс хочет нащупать дорожку к тому, кто им повелевает, небезосновательно подозревая, что путь этот выведет его к амулету. Хитрый Бартимеус принимает помощь и коварно увиливает от принятия обязательств перед подручными Лавлейса, а потом и от них самих. Единственное, что он не предусмотрел, по следу, оставленному джинном, двигается сам Лавлейс и входит в особняк Андервудов.
В эту печальную ночь особняку предстоит сгореть, Амулету Самарканда вернуться в руки Лавлейса, а мистеру и миссис Андервуд погибнуть. Бартимеус (не желающий гнить в жестянке) ловко спасет Натаниэля от общей участи. А Натаниэлем теперь будет владеть не колкое уязвлённое самолюбие, но холодная многотонная месть. Конечно, это не "Пепел Клааса стучит в моё сердце", но нечто от того легендарного вечного зова в душе Натаниэля теперь проживает.
По ходу сюжета меня откровенно удивили три странные вещи: стратегическая, психологическая и техническая.
Стратегическая явилась странным неумением джинна вывернуться из пустяковой ситуации.
"- Как только ты уйдешь, я наложу заклинание Бесконечного Заточения, и оно привяжет тебя к этой жестянке. Заклинание сработает не мгновенно, а через месяц. Если в течение месяца я не отменю его - не важно, по какой причине, - тебя затянет в эту жестянку, и ты будешь сидеть в ней, пока ее кто-нибудь не откроет... А на тот случай, если ты решишь рискнуть, я привяжу жестянку к кирпичу и сегодня же закину ее в Темзу. Так что не надейся, что тебя быстро освободят".
Это перекрёсток, на котором Натаниэль прогоняет джинна на задание, а сам отправляется к Темзе, куда забросит будущую тюрьму Бартимеуса, если тот не пожелает повиноваться (перспективы чем-то напоминают судьбу старика Хоттабыча): "Потом он быстро огляделся по сторонам. Прохожие спешили мимо, втянув головы в плечи. Никто даже и не взглянул на него. Тогда Натаниэль преспокойно перебросил пакет через перила и посмотрел, как он падает.
Всё ниже… ниже… В конце концов пакет превратился в белое пятнышко. Натаниэль едва-едва разглядел всплеск.
Готово! Жестянка камнем пошла на дно".
Дело сделано. А чем же в данный момент занят Джинн?
"Мне хотелось лететь и лететь, пока проклятый город не останется далеко позади, улететь отсюда и никогда не возвращаться. Я мог бы так и сделать. Меня никто бы не остановил. Никто бы не вызвал меня снова".
Чтобы я не сомневался, что всё понял правильно, то же самое мне повторили в следующем абзаце.
"Да, конечно, я хоть сейчас мог отправиться, куда душе моей угодно. Конечно, я мог по своему усмотрению использовать любые способы, дабы заполучить нужную информацию (не забывая при этом, что всякий вред, причиненный Натаниэлю, обернется в конечном итоге вредом для меня). Конечно, мальчишка не станет меня вызывать - по крайней мере некоторое время, он устал и нуждается в отдыхе".
То есть джинн ПОЛНОСТЬЮ СВОБОДЕН в действиях. Так по каким же причинам он спешит выполнять задание немедленно? Кто мешает ему подумать над планом? И подумать не где-нибудь, а над особняком Андервуда. А когда мальчишка выйдет из особняка, просто ради любопытства отправиться за ним к Темзе.
Вот Натаниэль входит на мост... Вот швыряет жестянку...
А теперь камнем вниз, превращаясь в стремительного водяного духа или зоркую рыбу. И вот жестяночка уже в наших руках. Кто мешает расположить её так, чтобы через месяц она оказалась вовсе не на илистом дне Темзы, а посреди супермаркета, где табачная компания раздаёт бесплатные призы в виде таких же жестянок (только не с джиннами, а с табаком)?
Кто мешает вообще уничтожить жестянку? Как подействует Заклинание Бесконечного Заточения, если место бесконечного заточения перестало существовать в природе к моменту начала действия заклинания?
На месте Бартимеуса я не проверял бы это на себе, но пятитысячелетний опыт должен был ему представить с десяток аналогичных случаев.
Этот просчёт, тем не менее, ничуть не снизил рейтинг Бартимеуса в моих глазах. По себе знаю, как легко давать советы со стороны, и как тупо и неповоротливо работает мозг, когда оказываешься в ситуации, называемой безвыходной.
Психологическая несуразица проявилась несколько позднее, когда Бартимеус заступил на пост.
"Придется потратить часок-другой. Я встопорщил перья, чтобы их не так продувало ветром, уселся поудобнее и приготовился выжидать.
Я проторчал на этом водосточном желобе три дня. Три дня, с утра до вечера, с вечера до утра. Конечно, этого мне хватило, чтобы отдохнуть, но зато я начал сходить с ума от усиливающейся боли - я слишком долго пробыл в одном воплощении. Мало того - я чуть не умер от скуки".
Ээээ... как бы это культурнее сказать... Голубь, сидящий на одном месте трое суток перед охраняемым помещением - вот мощный сигнал тревоги для усиленного караула из опытных МагоСуществ. Но никому и дела нет до голубей, словно ставящих рекорды для Книги Гиннеса.
Странно, что и Бартимеус терпел так долго. Ну, посидел бы голубем полчаса, а потом... Ящик из под фруктов, забытый разносчиком, пакет с мусором, прислонённый к ограде, ободранный кот, ищущий рыбные кости, приблудная собака, задумчиво выдирающая репьи из шерсти. Сонм появляющихся и исчезающих существ, не вызывающих пристального подозрения. И своевременная смена облика, избавляющего от боли, накапливающейся в воплощении.
Спящий человек, всего лишь отлежавший бок, на автомате переворачивается и спит дальше, а здесь... Или боль не была столь сильной, или джинн был не слишком догадливым.
Технологическая неувязка предстаёт нам в действиях Амулета.
"Я схватил Амулет и надел на шею", - уверяет нас Бартимеус, проникший в дом Лавлейса.
И тут начинается погоня с метанием в джинна большого числа магических зарядов.
"Удар был столь силен, что меня швырнуло вперед и я врезался головой в стену. Зеленые языки пламени облизнули меня, оставив полосы на обоях, словно кто-то провел по стене гигантской рукой".
Но позвольте, немного времени спустя Амулет совершенно иначе относится к атакующей магии.
"Я готов был к тому, что сейчас на мой Шит обрушится удар, но этого так и не произошло. Пламя обогнуло меня и ударило в паутинку, которую я тащил за собой. И паутинка впитала его - выпила всё пламя из звезды, как пьют сок через соломинку".
Как мы узнаём, это и есть главное свойство Амулета. Заключённая в нём сущность быстро и эффективно впитывает всю энергию, направленную на счастливчика, на шее которого красуется данный артефакт.
Но тогда за что же так жёстко страдал Бартимеус в доме Лавлейса, хотя амулет уже был на его шее?
Выходит, если мы пока ещё не знаем о свойствах Амулета (а сам Амулет в курсе, что нам это ещё неведомо), то никакие силы не могут заставить его работать?
Собственно, по ходу сюжета больше любуешься не раскручиванием интриги, а противодействием характеров. Ведомый местью Натаниэль, представляет упёртое, разозлённое существо, и связанный с ним джинн никогда не упустит случая поиронизировать.
"Я, ведомый духом научной любознательности, зажег небольшое Пламя и осмотрел мальчишку. Хорошо, что у меня есть опыт общения со стигийскими бесенятами и им подобными - ибо выглядел он неважнецки. Складывалось впечатление, будто его взяли и поваляли по какому-то вонючему болоту или скотному двору, а потом окунули головой в бочку с нечистотами и мелко нарубленной соломой. Волосы его слиплись в жесткие пряди, которые стояли торчком, словно иглы распущенного хвоста дикобраза. На скуле красовался здоровенный синяк, а над ухом - неприятного вида порез. И тем не менее глаза его пылали бешенством.
- Надеюсь, вы приятно провели вечер, сэр? - полюбопытствовал я".
Иногда джинн решает ответить не словом, а делом.
"- Да. Сперва почисти меня. Должен быть какой-то способ…
- А то!
Возможно, мне не следовало хватать его и окунать в реку. Темза ненамного чище того болота, через которое мы прошли. Однако же самое худшее она смыла. Я простирнул его и отпустил. Мальчишка выскочил, отплевываясь и откашливаясь, и издал невнятный булькающий звук. Но я сумел истолковать это бульканье.
- Что, опять? Да ты просто деспот.
Я прополоснул мальчишку еще разок, и он стал как новенький. Тогда я оттащил его в тень бетонной набережной и, аккуратно используя Пламя, просушил ему одежду. Пахнуть от него стало терпимее, а вот настроение отчего-то не улучшилось. Ну и ладно. Нельзя же получить всё и сразу".
Следование за Амулетом приводит нас в усадьбу Аманды - подруги Лавлейса, где и должно произойти мероприятие, покрытое мраком зловещей тайны. Весь цвет английского магического общества собран под крышей одного зала. Маги, явившиеся на праздник, не подозревают, что скоро все выходы из зала закроются. А в зале появится существо, которое уничтожит всех. Ну, кроме единственного. Того, на ком будет Амулет Самарканда.
Но перед этим Натаниэлю, обнаруженному врагами в лице Лавлейса и его наставника, предстоит главное испытание. Холодный разум Лавлейса оценивает недюжинные способности Натаниэля и реашает, что будет полезно, если мальчика привлечь на свою сторону.
"Голос старика оборвался, оставив простор воображению. Натаниэль безмолвствовал. Шесть лет подавляемого честолюбия оставили неизгладимый след в его сознании. Шесть лет неудовлетворенного желания - желания заслужить признание, желания открыто продемонстрировать свою силу, желания войти в Парламент и стать министром. И вот теперь враги предлагают ему всё это…"
90% людей (да что там, все 98%) мигом оценили бы всю выгоду и поменяли бы ориентацию, вступив на весьма перспективный путь. Но Натаниэль поэтому и Герой произведения. Прошлое в лице погибшей миссис Андервуд для него важнее, чем блистательное будущее. Сохранившаяся в нём детская правильность и чистота не даёт вовремя перестроить сознание. Эта удивительная чёрточка и есть то, что поражает даже Бартимеуса. Но я только обрадовался, что Натаниэль отверг предложение. Если бы все в этом мире жили по закону прагматики, то вряд ли бы существовала художественная литература, так как достаточно было бы набора «Руководств Пользователя» и «Уставов внутренней службы».
Находчивых американских десантников, спасающих мир за миг от гибели, сюжет не предусматривает. В зал всё же является существо высшего порядка, по сравнению с которым даже ифрит (не говоря уже о джиннах) - исчезающе малая величина. По описанию он весьма похож на сатану, почти что было вызванного во второй части "Чернокнижника". Но Джонатан Страуд в отличие от киношных героев благородно позволяет нам полюбоваться этой монументальной фигурой целиком.
Терпеливо заученная теория находит блистательное практическое воплощение в действиях Натаниэля. Бартимеус тоже не стоит в стороне. В противоборстве сторон побеждают "наши".
Натаниэль получает признание и нового наставника. Вернее, наставницу из первой когорты волшебников. В моей же голове продолжает звучать тревожное воспоминание-звоночек.
"- Знаешь, Джон, - сказал Лавлейс, небрежно похлопывая рогом по ладони, - если бы тебе повезло и ты сразу попал в ученики ко мне, вместе мы могли бы вершить великие дела. Ты - словно отражение меня в юности. Мы оба наделены волей к власти".
Честолюбие ведь никуда не делось. И если Натаниэль с негодованием отверг путь, предложенный Лавлейсом, то тут сама судьба развернула перед ним точно такую же дорогу.
А что Бартимеус? С ним нам предстоит проститься.
"А когда он подошел к концу, мой облик расплылся и вышел за пределы круга. В планах открылось множество дверей, маня меня к себе. Я превратился в густое облако дыма и с ревом ринулся прочь, заполнив комнату, что с каждым прошедшим мигом становилась всё менее реальной".
Несколькими предложениями автор изумительно описывает картину ухода. Я словно вижу все эти таинственные двери. Я словно чувствую, как вместо Бартимеуса, прорываюсь сквозь них.
Отлично поставленная финальная точка. Наверное, Джонатан Страуд и сам не предполагал тогда, что Бартимеусу и Натаниэлю предстоит повстречаться ещё не раз.
Ну а мне остаётся только радоваться, что эта встреча получилась не последней.