[Castles-n-Cats]

Чем мне нравится магазин "Букинист", так это огромной кучей книг, сложенной у входа. Вот настоящее поле для розыска сокровищ. Попадаются удивительные экземпляры, которые в иных местах давно уже не обнаружишь. А если приобретение окажется неудачным, то цена потери невелика. Любая книга по 10 рублей (дешевле, чем прокатиться на автобусе).
Из последних находок меня наполнила счастьем отлично изданная книга "Абориген". Собственно, это сборник молодых (на то время) авторов. Конец 80-х. Уже можно писать о многом, но писательский взгляд ещё чистый, незамутнённый, ищущий свет в подступающих сумерках. Оставлю-ка я мини-отзывы на некоторые из этих повестей.

Ирина Андрианова "Мой сумасшедший папа"

«Папа, я предательница. Помнишь день выпускного бала? Папа, я — черный человек. Иногда мне кажется,что меня вываляли в грязи, а грязь запеклась, засохла, обезобразила лицо, руки, ноги, тело. Скрючила душу. Ты не сможешь простить меня, папа, если узнаешь всю правду. Я предала тебя. Я потеряла тебя в гадкий выпускной вечер. Помнишь? Помнишь тот день?» (с) Ирина Андрианова "Мой сумасшедший папа"

Повесть начинается в ночной электричке. У окна парень и девушка. Они возвращаются с дачи. С дачи, где они планировали всё то, о чём не принято говорить вслух. Но не получилось. И это, в общем-то неплохо, но теперь в город возвращаются два чужих человека. Впрочем, видно, что даже, если бы всё удалось, в вагоне ехали бы те же самые люди, меж которых выстроилась невидимая стена.
Я наблюдал такую парочку и в реале. Только не в электричке, а в троллейбусе. Парочка стоит вроде бы рядом, но вроде и поодаль друг от друга. Молчат. Друг на друга не смотрят. И вместе не встать, и незнакомыми людьми в разные концы салона не разойдёшься. Но ясно одно: ни касаться друг друга, ни говорить о чём-то уже не хочется. Поздно и бесполезно.
Поэтому я отлично вписался в атмосферу, царящую в душе главной героини. Ей неуютно. Ей пусто. Ей нечем себя занять. Она мечтает хотя бы о клочке газеты, чтобы нырнуть в чёрные строчки, отгородиться ими. И вот в сумочке обнаруживаются семь писем от отца. Нераспечатанные. Ведь в предыдущей жизни они были не нужны. Отец пишет из санатория. Из необычного санатория. Из санатория для психических.
Соль в том, что оказался он там благодаря своей дочери - главной героини повести.
И вот теперь она взахлёб читает строчки, которые ещё вчера были не нужны.
Даже зная, что письма - просто выдумка автора, трудно читать их вместе с героиней. Я не читаю чужие письма. Мне хватило одного письма, в десятилетнем возрасте подобранного в лагере за тумбочкой. Там не было ничего необычного. Просто описание бытовых дел, рядовых событий. Но описание это наполняло странное неведомое тепло. Чужое тепло. Тепло, предназначенное не мне. Я почувствовал себя словно вором, укравшим это тепло, взявшим его без разрешения. И навсегда потерял интерес к личной переписке (исключением было одно письмо, найденное в армейском клубе, но армия - само по себе исключение из правил человеческого общежития).
Эти книжные письма тоже наполняло тепло. Но такое тепло, когда пропускаешь его через себя, вызывает горькую жалость. Героиня уже пережила момент, когда папа из самого сильного и замечательного превратился в обычного человека. В человека, наполненного слабостями. Более того, даже в помеху.
И причиной является гиперопёка.
Папе надо постоянно быть в курсе дел дочери, постоянно провожать её, постоянно быть на страже. И забота, такая желанная, когда её не достаёт, начинает вызывать ненависть, когда она зашкаливает. Ведь впереди выпускной. И стопроцентно ясно, что папа не пропустит столь значимое событие в жизни дочери. Но папа там лишний. Потому что дочка вовсе не планирует быть на выпускном. Ей не нужен выпускной. Её ждёт дача. Её ждёт мальчик. Не самый лучший мальчик во вселенной, но для первого раза сойдёт. И ещё неведомо, что этот раз не состоится.
Но эти дела немыслимы для той светлой и правильной жизни, в которой продолжает пребывать отец. Поэтому ставится задача нейтрализовать его, исключить из будущих событий. И санаторий подвернулся так вовремя, так замечательно.
Это странно, но взвешивая позиции, я остался на стороне девчонки. Несмотря на давность лет, я не забыл те времена, когда за мной присматривали. "Почему ты не устраиваешь студенческие вечеринки?" - спрашивали меня старшие поколения моей семьи. "Да как же? Как же их устраивать?! Если вы дома!!!" - негодовал я. "Но ведь мы не будем вам мешать!" - в ответ летело искреннее недоумение, и мне нечего было сказать. Я не умел объяснять, что "вечеринка" и "наличие предков дома" - понятия несовместимые. Ведь это их территория. Ведь не смогут они оставаться в неведении, кто и зачем присутствует в их владениях. Кто может нарушить правила и кого следует устранить до того момента, когда это случится. Им положено стоять на страже. Но в присутствии стражников невозможно искреннее неизбывное ничем не ограниченное веселье.
Это две правды, схлёстнутые реальной жизнью. Не правда и ложь, а именно две правды, которые не могут существовать вместе. И тем горше это ощущать, когда идёт речь о родных людях. О тех, кого ты должен любить, несмотря ни на что. Даже зная, что в глазах тех, чьё мнение в данный момент для тебя важнее всего на свете, они смешны и жалки. Ты должен выбирать их, защищая. И расставаться с теми, без кого жизнь теряет всякий смысл.
Две правды, которым не ужиться вместе. Все хорошие, все добрые. Всех можно понять. Но всё складывается плохо. Поэтому и ощущение от повести горькое.
Нам показали трагедию, не дав ответа, как её избежать. А это означает лишь то, что ей суждено повторяться и дальше, затягивая в своё болото всё новые и новые поколения, сменяющие друг друга в круговоротах жизни.